сама поправиться и дать более точную информацию — но в бизнес-среде вежливость ценят меньше, чем точность. Очень жаль.

Я перевожу телефон в авиарежим, сую его в сумку и запихиваю под ноги. У моего соседа хлопот побольше: ему приходится убирать в рюкзак сначала ноутбук, потом планшет… а телефон он сует в карман штанов типа карго.

— Телефон, пожалуйста, уберите в рюкзак, — Дикарь вырос у нашей парты, и мне приходится отвернуться, чтобы не пялиться прямо на его… участок тела от груди примерно до чуть пониже ремня, в который я буквально упираюсь носом. Назовем это “торс”. От Василия пахнет так же, как тогда в лифте — дикой травой, летом, горячей кожей. И немного дорогой тканью, в которую он одет.

11

Сосед по парте, сопя, исполняет требование, и Дикарь опускает перед нами по несколько листочков с заданием.

— Обратите внимание на ваши коды, — указывает длинный загорелый палец. — У вас 2А, — обращается Дикарев к соседу. — А у вас 2Б. Все понятно?

Я молча киваю. Что тут можно не понять? Он раздает нам ручки и чистые листы, и я решаю углубиться в работу, не отвлекаясь на посторонние факторы. Открываю колпачок ручки, вывожу в верхнем углу листа “2 Б” и сходу начинаю переводить текст первого задания. Это испанский, рассказ о реконструкции станции Аточа-Ренфе, изменение расписания поездов, варианты пересадок… Ничего сложного в плане лексики, главное не перепутать многочисленные цифры и названия населенных пунктов. Интересно, я раньше не знала, что в здании мадридского вокзала есть огромный зимний сад, открывшийся еще в девятнадцатом веке, и что в пруду там плавают маленькие черепашки…

Сосед, который все это время пыхтит и шелестит бумажками, наконец, не выдерживает и тихонько пихает меня под партой:

— Слушай, ты не знаешь, что такое…

— Два а! — резко окликает его Дикарь, и парень мгновенно краснеет, как помидор.

Я смотрю на часы: с первым заданием я справилась за двенадцать минут. Если так пойдет и дальше, наверно, я успею взять и дополнительные языки. В аудитории царит напряжение. Замдекана присела за письменный стол, а Дикарев прохаживается вдоль стены и не сводит глаз со склонившихся голов. Все замашки сурового руководителя у него налицо.

Со вторым заданием приходится повозиться. Мне попался текст о строительстве химического завода в Чили, и от терминологии зарябило в глазах: мазут, бензин, полиэтилен, нитрат натрия и дизельное топливо. Продираясь через технологических описание процессов и бизнес-показателей, я несколько секунд раздумываю, как по-русски будет “хлорид натрия”, и понимаю, что мне нужна небольшая пауза. Закончив с этим текстом, я откладываю ручку, со вздохом откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Стараюсь дышать на четыре счета: четыре на вдох, четыре на выдох — чтобы разгрузить закипающий мозг. Особых причин волноваться нет. Обычно я могу переводить такие тексты, почти не задумываясь — но в условиях конкурса, да еще когда приходится писать ручкой по бумаге… Я чувствую, что кто-то смотрит прямо на меня, и открываю глаза.

Конечно, это Дикарев. Он стоит, прислонившись мощным плечом к стене, руки скрещены на груди, и пялится прямо на меня. Я вспыхиваю и сразу начинаю клясть себя за это. Разволновалась, деточка, посмотрите на нее! А какого, собственно, черта? И какого черта он на меня уставился? Злобно зыркнув на него, я берусь за листок с последним заданием на испанском и начинаю строчить без остановки.

Галапагосские острова. Принадлежат Эквадору. Уникальная фауна. Благодаря движению подводных тектонических плит острова каждый год становятся на один сантиметр ближе к Южной Америке. Я опять застываю над листком: как это, “острова становятся ближе”? В испанском так и написано: Las Islas Galápagos se acercan a Sudamérica. Но ведь Галапагоссы — это архипелаг. Значит, он весь расположен на одной плите, и все острова движутся к материку с одинаковой скоростью? А так вообще бывает? Но даже если не бывает, моя задача — перевести написанное, а не заниматься исправлениями. Если такие ляпы встречаются, когда я перевожу для издательства, я делаю пометку для редактора и пишу, что именно вызвало вопросы. Но сейчас условия перевода совершенно другие, и вообще я пишу на бумаге и не понятно, как делать такое примечание, навредит оно или поможет получить хороший балл…

Наконец, я решаю двигаться дальше, но тут же из-за стресса леплю идиотскую ошибку: пишу несколько фраз не по-русски, а по-испански. То есть не перевожу, а просто переписываю кусок текста. Листок испорчен! И что теперь делать? Переписывать все заново? Я в отчаянии смотрю на часы: прошло уже почти полтора часа. А впереди еще анлийский!

— Маша, все в порядке? — мягко спрашивает замдекана, незаметно для меня подошедшая к столу. Я поднимаю на нее глаза, и она понимает, что в я панике.

— Вот, — говорю я односложно и тычу пальцем в листочек, где красуется полторы строчки испанских слов.

— Ничего страшного, — говорит замдекана тихо. — Просто аккуратно вычеркни и продолжай дальше писать перевод. С того места, на котором ошиблась. Не волнуйся, времени еще достаточно.

Я делаю, как она сказала, и уже через минуту чувствую себя гораздо лучше. Причин для паники нет. В конце концов, это чисто техническая ошибка. Закончив этот текст, я встаю. Если я сейчас же не выйду в коридор и не пройдусь хотя бы в течение минуты, мозг взорвется и я вообще больше ничего не смогу написать.

Дикарев стоит прямо у двери. Я прохожу мимо него, едва не задев плечом, и меня опять обдает этим его особенным запахом. Выскочив в коридор, я вприпрыжку бегу к туалету и там пью холодную воду прямо из-под крана. Из зеркала на меня смотрит человек, пробежавший нехилую такую дистанцию — скажем, полумарафон. Волосы выбились из пучка, глаза горят лихорадочным блеском, все лицо в пятнах… Галапагоссы. Эх, добраться бы туда когда-нибудь! Посмотреть на легендарных гигантских черепах, полюбоваться морскими котиками, поплавать в океане… Я ведь до сих пор не то что на океане, даже на море ни разу не была.

— Чтобы отдыхать на экзотических островах, нужно много и хорошо учиться, — говорю я своему отражению и насильно улыбнувшись, возвращаюсь в аудиторию. До окончания тура еще больше двух часов, а у меня впереди