– Тоже американский. Ар-15. Автоматический карабин. Стреляет, как одиночными, так и очередями. Барахло.

– А что ж нашего оружия, что ли не хватает?

– Да завались. Война. Всякого дерьма полно. Кому, что нравится. Ты здесь даже французские винтовки увидишь. Но наше оружие однозначно лучше. Наши автоматы даже “зеленые береты“ берут. В болотах с М-1 не повоюешь, заест. А наш хоть куда бросай.

– Понятное дело – советский.

– Во-во.

Мы ехали по улицам города, мимо многочисленных портовых кафэшек или не знаю, как их здесь называют, так как я впервые во вьетнамском городе. Объехали забор вокруг газгольдера с часовыми на вышке, и вскорости остановились у какого-то здания с красным транспарантом. Все вьетнамцы, включая покойников, сгрузились, а мы поехали дальше.

– А сейчас куда?

– Ну, поесть-то нам надо по-цивильному.

– Надо.

– Значит, поедим. А то тебе долго такого попробовать не придется. А, может, и никогда больше.

– А это, скорее всего. И что же это такое?– Спросил я, оглядывая вход здания.

– Это хайфонский интерклуб. Здесь тусуются наши.

– Кто? Офицеры?

– Не смеши. Моряки, медики и все остальное. Пошли. Поедим в баре, выпьем, отдохнем и, заодно, подождешь свою машину.

– Ага, дальше на авто.

– Нет. На авто до “железки“, а потом по ней. Понял?

– А что тут не понять.

Бар, конечно, был для меня необычен. На стенах маленькие покрытые черным лаком картинки, искусно подсвеченные мягкими светильниками. На этих картинках в очень своеобразной для меня манере были изображены вьетнамские поля с буйволами и крестьянами в конусовидных шляпах, танцоры с длинными бамбуковыми шестами, перепончатые паруса сампанов. А на одной из стен висело кумачевое полотнище с приветствием на пяти языках: “Добро пожаловать в Хайфон!“. По залу ходили две симпатичные официантки в длинных темных юбках и блузках с ручной вышивкой. Громко играла музыка. Сильно пахло табаком, кофе и потом. Двухлопастной вентилятор – фен пытался струями прохладного воздуха разогнать духоту переполненного зала, и подсушивал кожу, покрытую пленкой липкого пота. Молодой поздоровался с барменом, как со старым знакомым. Бармен, выйдя из-за стойки, провел нас к угловому столику с табличкой “Администрация“. Собственно, надпись я не увидел, но в наших ресторанах так тоже делают. Вскоре принесли еду и пачку сигарет. Молодой увидел мой удивленный взгляд и пояснил: “местные. “Ха-Лонг “. Мои кончились, а здесь других нет“. Тем временем тот же бармен снимал с подноса и ставил перед нами две миски с рассыпчатым вареным рисом, четыре тарелочки с соусами, мясо со спаржей, побегами бамбука и грибами, какие-то еще закуски, приготовленные, по словам молодого, из каракатиц, морского ежа, воробья, запеченные в тесте лягушачьи ножки. Я тоже взял в руки палочки, но есть ими, как это ловко делал молодой, я не смог. Поэтому я по-простецки начал орудовать ножом и вилкой. Надо отдать должное – пища была великолепной на вкус. Жаль, что это в первый и последний раз. К концу еды подошла официантка и молча, поставила вазу с фруктами. За время еды мы не обмолвились ни словом. Очевидно, он также после того неудачного ужина ничего не ел. Действительно, нервы не железные. Закинув в кузов ГАЗ-66 подаренную мне целую упаковку баночного пива – ноу-хау американской армии, забрался сам туда же. Огляделся. Кузов был наполнен грязными простынями, наволочками и нижним бельем. Но все это было аккуратно увязано в узлы из простыней. Наша работа. Вьетнамцы так не умеют. Выбрал тюк с простынями, чтобы, не дай Бог, по дороге вшей из белья не подцепить. Уселся поудобнее. В путь так в путь.

– Закинешь его сначала на вокзал, передашь нашим, а уж только потом в прачку. Понял?

Заревел запущенный двигатель, и ответа я не услышал. А мне это надо? Как хорошо, когда есть время, и когда ты ни за что и ни за кого не отвечаешь. Можно хоть и чуть-чуть по времени, но полностью расслабиться. Какое же это наслаждение. На службе постоянно за что-то и за кого-то отвечаешь, а часто и получаешь. Вот только получаешь нагоняй, так как в армии за грехи подчиненных ругают, а награждают только…. и замполитов за компанию. Даже, если он в это время в отпуске был. Да, некоторые умудряются присваивать и чужие заслуги. Селяви. Город толком увидеть не удалось, но я уже составил свое мнение о нем. На вокзале подкатили прямо к патрулю: четыре вьетнамца в черных робах с карабинами и двое наших. Говорили на вьетнамском, так что я ничего не понял. Потом патруль подхватил мои вещи, и мы пошли к поезду. На деле поезд оказался допотопным дизелем, к которому были подсоединены два товарных вагона и в конце – пассажирский вагон с полностью зашторенными окнами. Патруль поставил мои вещи у ступенек пассажирского вагона. Уже приятно.

– Счастливого пути, товарись!– На прощание сказал один из вьетнамцев на довольно чистом русском языке, но наше жесткое “щ“ у него прозвучало очень мягким “сь“. Счастье, счастливый – для таких слов предназначен вьетнамский “мягкий“ язык, а на деле им приходится повторять: налет, война, воздух, покойник, боевые потери. Война – паршивая штука даже по телевизору. А когда коснется тебя лично, так вообще – “дерьмо“, простите за грубое слово.

– И вам удачи, друзья. И победы. А мы вам поможем. – Ответил я. А что я мог еще сказать? Открылась дверь вагона, и на землю соскочил парнишка лет двадцати, одетый только в одни шорты.

– Здравия желаю. Меня уже предупредили. Поедите в третьем купе с товарищем капитаном.

– Да нет проблем. Лишь бы не с генералом.

В купе сидел молодой человек довольно приятной внешности. Новые кроссовки, джинсы “Вранглер“, клетчатая рубаха навыпуск с короткими рукавами. Все это говорило, что у товарища явно есть деньги, и на деле он может оказаться гонористым, самовлюбленным пижоном, что свойственно, чаще всего генеральским сынкам и особистам. И те, и другие чувствуют над собой мощную непробиваемую крышу, что порождает, усиливает, развращает у них кучу всяких нехороших качеств. Но ехать мне с ним совсем ничего – переживу, перетерплю, промолчу. В то время наша военная база находилась недалеко от ж/д ветки Хайфон – Ханой. Чуть ближе к Хайфону. Небольшой полустанок имел “стрелку“, с помощью которой наши эшелоны уходили в сторону под замаскированный пакгауз. Там выгружались и на ГАЗ-66 добирались до точки. Хотя до моста через реку был не один десяток километров, но доехали мы незаметно, так как капитан оказался компанейским. В довершении всего он знал массу анекдотов.