На этом месте размышлений Уимзи обругал себя дураком. Ведь ясно как божий день, что Уотерз мирно доехал до Глазго вместе со своими спутницами и так же мирно вернется с ними на следующий день.

Его светлость взглянул на часы. Вряд ли, конечно, Уотерз приехал девятичасовым поездом. Хотя можно, в конце концов, пойти и посмотреть.

Питер прошелся по Хай-стрит. Ни в гостиной Уотерза, ни в его спальне, окна которых выходили на улицу, свет не горел. Квартирная хозяйка, пожалуй, примет его за сумасшедшего, если он будет продолжать слоняться здесь. Была еще студия Уотерза — большой переоборудованный амбар у поворота на Тонгландскую дорогу. Если он все же вернулся, то вряд ли пойдет работать туда в столь поздний час. Ну ладно, если уж не спится, для маленькой прогулки сгодится любой маршрут.

Уимзи двинулся мимо замка, вверх по небольшому пролету ступенек и по траве вдоль причала. Был слышен плеск волн, и длинные илистые отмели в устье реки бледно мерцали в тусклом мареве летней ночи. Яхта, причалившая этим утром, так и стояла, прислонившись к пирсу, ее рангоут и снасти выделялись четким переплетением горизонталей и вертикалей на фоне неровной дуги уродливого бетонного моста. Уимзи пересек пустую площадку, куда днем съезжаются автобусы, нырнул на маленькую улочку, ведущую к газовому заводу, и вышел, минуя станцию, на Тонгландскую дорогу.

Его светлость повернул еще раз направо и оказался у славной тихой заводи со старой полуразвалившейся водяной мельницей, несколькими домиками и широким отрезком пустынного поля в окружении сараев и заброшенных пристроек.

К студии Уотерза вела тропинка, петляющая между разросшихся кустарников. Уимзи толкнул дверь мастерской. Она оказалась заперта. Вокруг не было никаких признаков жизни. Питер услышал, как какое-то маленькое животное шевельнулось в траве, как с тихим журчанием лилась вода из деревянного желоба на лопасти мельничного жернова… Где-то далеко в городе хрипло залаяла собака.

Детектив-аристократ повернул обратно. Он шел, и камешки на дороге поскрипывали под его ногами. Вдруг дверь одного из домов внезапно распахнулась, выпустив на улицу длинную полосу света. В дверном проеме Уимзи разглядел силуэт женщины, тревожно вглядывающейся в чернильную тьму ночи.

Неожиданно до Уимзи дошло, что это дом Фаррена, и он замер, решая, стоит ли остановиться и заговорить. Пока его светлость колебался, кто-то положил руку на плечо женщины и втащил ее обратно в дом, плотно затворив дверь. Было в этом жесте нечто поспешное и даже агрессивное, что заставило Питера замереть с открытым ртом. Вторая фигура явно принадлежала мужчине, причем мужчина был выше и крупнее, чем Фаррен. Уимзи не сомневался, что это не Фаррен, как не сомневался и в том, что, если он постучится в дом, на его стук никто не ответит.

Никто не мог назвать мистера Максвелла Джемисона человеком увлекающимся. Здравомыслящий и осмотрительный, снискавший себе репутацию молчуна, начальник полиции предпочитал досконально изучить все обстоятельства дела, прежде чем раздувать скандал из одних лишь смутных предположений. Нельзя сказать, чтобы он чрезвычайно обрадовался, увидев на следующее утро на своем пороге лорда Уимзи. Время завтрака едва миновало, и сэр Максвелл только взялся просматривать свежую газету.

Конечно, он был слишком благоразумен, чтобы игнорировать Питера Уимзи и его теории. Он знал, что у его светлости исключительное чутье на любые преступления и что его помощь может оказаться бесценной. При этом начальнику полиции не нравилась эта английская манера врываться в самый эпицентр событий в крайнем возбуждении и постоянно трещать как сорока. Правда, явившись в участок, лорд продемонстрировал определенный такт. В Блу-Гейт не было телефона, и если уж так необходимо, чтобы Уимзи оставался в курсе самых последних новостей, то лучше пусть обращается за ними в частном порядке непосредственно к Максвеллу, нежели допрашивает с пристрастием сержанта Дэлзиела в баре отеля.

Однако начальник полиции еще не был в достаточной степени убежден, что действительно произошло убийство. Все эти разговоры об исчезнувших предметах и велосипедах были, конечно, небезынтересны, но являлись слабым подспорьем для построения столь грозного обвинения. Может быть, если бы полицейские лучше искали, они нашли бы пропавшую вещь, и тогда наступил бы конец всем рассуждениям о насильственной смерти. Правда, оставался еще щекотливый факт, касающийся окоченения… Но, листая страницы справочников, сэр Максвелл уверился в том, что абсолютно точных и совершенно достоверных закономерностей, связанных с окоченением трупа, не существует.

Список подозреваемых, предложенный Уимзи, вызывал неодобрение и даже протест. Сомнительный документ, сильно отдающий сплетнями… Все подозреваемые были почтенными и уважаемыми людьми. Взять, например, Гоуэна — он давний обитатель Керкубри, живущий здесь уже больше пятнадцати лет, которого все хорошо знают и любят, несмотря на его мелкое тщеславие и порой, быть может, властные замашки. Гоуэн человек с достатком, владеет отличным домом с дворецким и экономкой из Англии, держит две машины с шофером по вызову. Можно ли представить себе, чтобы он вдруг треснул своего собрата-художника по голове, а затем сбросил тело в реку в соседнем графстве? Какой мотив может крыться за подобным поступком? Ходили слухи о каких-то разногласиях касательно живописи, но сэр Максвелл прекрасно знал, что художники постоянно ссорятся по этому поводу и последствиями таких ссор становятся некоторая холодность в отношениях или вербовка сторонников, но никак не убийство. Уотерз, опять же, приятный молодой человек, хотя и склонный возмущать соседей своей южной изысканностью. Прискорбно, что накануне происшествия он поругался с Кэмпбеллом, но, безусловно, Уотерз не тот человек, что будет вынашивать планы кровавой мести из-за брошенного спьяну лишнего слова. Что касается Фаррена…

Тут сэр Максвелл остановился, отдавая должное теории Уимзи. Когда в деле замешана женщина, можно ожидать всего. Кэмпбелл был довольно частым гостем в доме у старой мельницы. Фаррен бесился и даже, поговаривали, угрожал художнику. Если все это не пустые разговоры, до истины докопаться будет непросто. Подозревать Фаррена, конечно, преждевременно, ведь стоит лишь взглянуть на миссис Фаррен, чтобы понять — она не способна на дурной поступок. Впрочем, даже самые добродетельные жены порой лгут и, к примеру, сочиняют алиби для своих безрассудных мужей. На самом-то деле, чем жена добродетельнее, тем решительнее она лжет в соответствующих обстоятельствах. Чувствуя некую отвратительную неуверенность, сэр Максвелл признался себе, что не может однозначно утверждать, что супруги Фаррен вне подозрений.

Далее, есть еще Гейтхаус. Кто там у них? Джок Грэхем — безрассудный тип, из тех, про кого говорят «скор на расправу». И он умен. Если речь идет о человеке, у которого хватит мозгов, чтобы разработать хитроумный план преступления, и хладнокровия, чтобы воплотить его в жизнь, тут Грэхем, без сомнений, на первом месте. На счету Грэхема немало всякого рода розыгрышей, и он способен лгать прямо в лицо, бессовестно глядя на тебя честными глазами. Фергюсон же прославился тем, что в пух и прах разругался с женой. Увы, подробностей сэр Максвелл не знал, но его честный ум пресвитерианина отметил сей факт как дискредитирующий Фергюсона. Стрэтчен… Ну, что касается Стрэтчена — он председатель гольф-клуба и уважаемый человек. Конечно, Стрэтчена, как и Гоуэна, следует сразу исключить из списка подозреваемых.