– Петя! Поезд отходит через несколько минут…

Но Петя уже ничего не слышал.

– Ничего страшного, Дашенька, – неуверенно сказал папа. – Он только простится с нею…

Несколько минут просидели молча. Мама невидящими глазами смотрела в окно, крепко прижимая к себе уставшую, засыпающую Катю.

В вагоне стало тихо. Все устроились на своих местах и ждали отправления поезда.

– Я не могу! Я не могу просто так сидеть! – не выдержала Дарья Андреевна. – Степа, пойди, позови его! Сейчас поезд тронется! Он опоздает!

– Мама! Папа! – неожиданно появился Петя. Глаза его были безумны. – Я не могу с вами ехать! Сейчас не могу! Я приеду позже! Мы приедем! Вместе с Леной!

Он задыхался и с трудом произносил слова.

– Не-е-е-ет! – вдруг по-бабьи заголосила мама. – Нет! Нет!

Она всем телом повисла на сыне:

– Петенька! Прошу тебя! Сыночек! Не оставляй нас! Петенька!

– Мамочка! – казалось, что Петя тоже плачет, но по другой причине. – Мамочка, дооогая, она сказала, что любит меня! Никогда этого не говорила, а сейчас сказала! Она любит меня! Мама, понимаете?!

Поезд медленно тронулся с места.

– Мама, прощайте! Вернее, до свидания! – Петя рванулся от матери к выходу. – Я клянусь вам, что скоро приеду!

Князь схватил сына за рукав:

– Ты никуда не пойдешь! Ты поедешь с нами!

– Вы с ума сошли! – Петя с силой толкнул отца, и тот упал к кому-то на колени.

Поднялся крик. Сестры заплакали. Поезд стал набирать ход. Петя побежал к выходу и выпрыгнул из вагона.

Дарья Андреевна упала без чувств на пол. Все столпились вокруг нее, пытаясь переложить ее на сиденье. И никто не знал тогда, что эта Лена своим появлением спасла Петю от жуткой участи всех мужчин этого поезда – князей, графов, профессоров…

В дверь негромко постучали. Таня вздрогнула от неожиданности, словно выныривая из прошлого.

– Кто там?

– Миссис Гур! Это я, Олег Петров. Ваш гид.

Таня остолбенело молчала.

«Все пропало! – подумала она. – Уже пришли за мной!»

На секунду перед ней возникла та ужасная картина, которую уже более полувека она гнала от себя: поезд… расстрел мужчин… и под железнодорожным откосом мама, ее тихая мама кричит нечеловеческим криком, а двое грязных, заросших солдат с красными бантами в петлицах срывают с нее платье…

– Миссис Гур, ваша подруга сказала, что вы неважно себя чувствуете. Я решил проверить, все ли в порядке. Может быть, вам нужен врач? У нас замечательные врачи!

– Я… – Таня пыталась сглотнуть ком, мешавший говорить. – Нет, не надо. Врач не нужен.

– Вам плохо? – заволновался за дверью Олег. – Я сейчас пришлю врача!

– Нет! – Справившись с накатившей волной страха, Таня подошла к двери и бодро заговорила: – Мне не нужен врач. Спасибо. Я, извините, Олег, не могу вас впустить: не одета! Вы уж простите старуху…

– Да, я понимаю, – не очень уверенно сказал он. – Не забудьте, что вечером идем в театр. Надеюсь, вам станет легче!

– Конечно, обязательно. Спасибо за беспокойство. Счастливой прогулки.

В изнеможении Таня сняла пальто и пошла в ванную освежиться холодной водой. Но едва она плеснула на лицо первую пригоршню воды, как раздался телефонный звонок. Забыв выключить воду, Таня рванулась в комнату и, думая, что это звонит Элизабет, схватила трубку:

– Алло?

– Хэлло, Франк? – прозвучал низкий женский голос. – Хау ар ю?

Ударение было поставлено на последнем слове, а в слове «ар» было тяжелое русское «р-р».

– Ноу, ай эм нот Франк! – в сердцах сказала Таня по-английски. – Энд ю шуд сэй: «Хау ар ю» инстэд оф «Хау ар 'ю».

– Чаго? Чаго? – непонимающе сказал голос по-русски.

– Короче, здесь нет никакого Франка! – на чистом русском ответила Таня и уже хотела положить трубку, но голос сказал:

– Во дает! На чистом русском шпарит! Слушай, ты каких предпочитаешь – блондинок или брюнеток?

Таня изумленно открыла рот, потом сказала:

– А разве… разве я звучу как мужчина?

– А какая разница? – без всякого смущения ответил голос. – Или ты только «стрэйт»?[11]Так я тебе парня пришлю. Тебе сколько лет?

– Восемьдесят три, – сказала Таня и спросила тоже на «ты»: – А тебе?

Гудки отбоя были ей ответом.

Таня удивленно постояла над телефоном и ушла в ванную. Через некоторое время пришла Элизабет.

– Уехали! – она восторженно сверкала очками. – Сама видела. А почему у тебя лицо красное? Ты плохо себя чувствуешь?

– Нормально. Это пройдет. – Таня приставила палец к губам и показала на приготовленный заранее блокнот.

Взяв ручку, торопливо написала:

«Джуди уже ушла? Ты видела?»

«Да», – написала ниже Элизабет.

Во всех книгах о советской России написано, что КГБ прослушивает номера иностранцев. Таня на этот счет специально консультировалась у того же своего знакомого русского эмигранта. Тот сказал, что прослушивать все разговоры иностранных туристов КГБ физически не в состоянии, но, тем не менее, ВСЕ номера интуристовских гостиниц в Москве оборудованы скрытыми микрофонами – на случай, если надобность в подслушивании возникнет. Поэтому лучше соблюдать меры предосторожности. И теперь, чувствуя себя чуть ли не персонажем шпионского фильма из серии «Мишн импоссибл», Таня лихорадочно писала в блокноте:

«Спускайся вниз. Если за мной кто-то пойдет, ты…»

Элизабет отняла у нее ручку, не дав дописать.

«Знаю! Все знаю!» – обиженно написала она, вырвала исписанную страницу блокнота, порвала ее и, пройдя в ванную, спустила в унитаз.

– Я пойду пройдусь, – громко, для скрытого микрофона сказала Таня и торопливо набросила пальто. – Что-то голова разболелась. Ты не хочешь со мной, дорогая?

Элизабет, выйдя из ванной, удивленно посмотрела на нее, но, сообразив, что Таня говорила в расчете на уши КГБ, ответила громко, как в театре:

– Нет, спасибо! Я лучше полежу!

Таня недовольно поморщилась и пошла к выходу.

– Подожди! – вдруг тихо попросила Элизабет. Она подошла к ней и протянула руки для объятия.

В другой момент Таня рассмеялась бы или сказала какую-нибудь колкость, но сейчас она благодарно обняла подругу и на миг застыла. Действительно, кто знает, как все обернется?…

Элизабет судорожно прижалась к ней и стала мелко вздрагивать всем телом.