На веранде уселись Ярополк и Артур.

– Венгрию знаю, а как же… Брали мы там один город, Мишкольц. Ох и полегло наших! – Помолчал и добавил: – Я смотрю, ты мужик с головой. Рад за Лариску. А то все радио да радио – много не наработаешь. А собкором – это да. Это уже магистраль!.. А язык там у них какой?

– Венгерский.

– Освоишь.

– Да я уже освоил, потому и посылают.

Ярополк был так потрясен, что сказал:

– За такую новость выпить надо! – и повел в дом.

Оля слушала их разговоры с ревнивой завистью – молодец все-таки сестра!

– А знаете что, – сказала она, – я к вам в гости приеду, правда-правда.

– А что?! – обрадовался Артур. – Будешь самой первой гостей.

– А там такую юбку купить можно?

– Да я тебе свою отдам, – засмеялась Лариса.

– Нет, – решила Оля, – я сама приеду, сама пойду в магазин и куплю такую юбку.

– На каком языке ты в магазин пойдешь? – съехидничал отец.

– Выучу, завтра начну учить. Да, Артур, завтра же?

– Моя сестрица не пропадет…

– Алик, слышишь: завтра первый урок.

Никакого языка Оля не выучила и никуда не поехала. Не было на роду написано.

Аракеловым жить с родителями стало невыносимо – Лешкина мама и Берта никак не принимали друг друга. Леша наконец понял, что пора заняться отдельным жильем, а для этого хорошей работой.

Помогла случайная встреча на улице с Роговой, ныне Финкельмон. Она, деятельная, как всегда, начала немедленно предлагать варианты – ты со своим английским, ты со своим талантом, ты со своим даром общения – еще немного, и Лешка был готов в нее влюбиться. Сошлись на том, что они с Бертой придут к ним в гости, а к этому времени Финкельмон почешется, он для других горы свернет, а для себя самого – хрен вам. Тамара говорила, как всегда, образно. Она была оптимистом. Но все складывалось не так просто.

Дочь у Фикельмонов росла странным ребенком. Тамарина мама даже сводила ее к детскому психологу. Девочка в три года почти совсем не говорила. Иногда – «да» или «нет», иногда – «мама» или «баба», но никогда – «папа» или «деда». Смотрела серьезно, никогда не смеялась. Лешка Аракелов дал Тамаре полное описание болезни, но оно не соответствовало Светочкиному состоянию. И она успокоилась. Психолог тоже сомневался, он сказал – девочка очень замкнутая, психологически зажатая, но это не аутизм.

А у Берты и Лешки дети не получались: Берта была уверена, что виной всему напряженная обстановка в квартире Аракеловых.

«Какие наши годы!» – легкомысленно говорила она всем интересующимся, и Лариса переняла от нее эту фразу. У них были те же проблемы.

Артур брал в историчке специальную литературу – как зачать ребенка. Там не было никакой эротики, только медицинские термины и научные картинки. Он подумал: может, нужна какая-нибудь особенная любовь? Слишком размеренно они живут? Скоро Венгрия – там все получится. Он все-таки мечтал о своих детях – детство было лучшее время в его жизни.

Дни безделья Лариса ненавидела. Ушла из Музея пограничников, где показывала школьникам шпионские ботинки с подошвами, точно повторяющими медвежьи следы. Это называлось – научная работа. Пыталась учить венгерский язык. Двадцать пять падежей и полное отсутствие предлогов ее доконали. «Как с этим Алик справился, – гадала она, – головоломка».

Ее не напрягала жизнь в маленькой комнате, это было их первое семейное гнездо, но, конечно, для полноценной семьи оно не годилось. Да и потом они же вот-вот уедут.

Жарким выдался август. Жаль, что она не осталась у родителей, но их все время держали в напряжении сроки: вот-вот отъезд, подождите, вот-вот… Но паспорта так и не были готовы, потом надо было пройти еще собеседование для выездной визы. Но это ее особо не тревожило: загранкомандировка – дело особое.

Что с собой брать? Сказали – там все есть, никакого багажа. Все оттуда повезете. А когда оттуда? И куда повезем? В их жалкую семиметровку?

Села в чахлом садике, открыла книгу из библиотеки: «История ВНР». Как прилежная медалистка стала читать с начала. Про предков мадьяр – угорский народ, про поражение от Хазарии, про мадьярские орды, как венгры опустошали Болгарию и продавали в рабство девушек и женщин, про их набеги в Италии и в Германии. Про хортистский режим…

«Куда мы едем?» – она пришла в ужас и закрыла книгу.

Рядом резвились дети. Они вопили что-то невнятное, кидались друг на друга, как орды мадьяр, – скандальные, сопливые, неприятные. Мальчик подошел к девочке и швырнул ей песок в глаза!

– Что ты делаешь? – закричала ему Лариса, но уже бежали две мамаши, обе орали отвратительными голосами, обе стали трясти своих детей, как трусят в саду абрикосы, чтобы они скорей упали. Потом они сцепились друг с другом. Подскочили бабки, одна погрозила кулаком Ларисе.

Она встала и быстро пошла домой. Зачем ей все это нужно? Столько других проблем! Они же еще будут болеть! Не спать ночами, быстро вырастать из одежды. Лариса подумала о маме Лизе, как быстро она постарела после Олиного менингита.

На будущий год Оля будет поступать, хочет тоже в Москву. Что ее ждет в столице, если они будут далеко? С ее застенчивостью, с ее перекошенным лицом? Кто будет помогать родителям – Ярополк болеет, мама одна работает, преподает русский в своей школе, где уже учат украинский. И кому будет нужен пенсионер со стажем без украинского языка?

Нюта едет в гости к брату. Прошла все глупые допросы, вела себя правильно, никому не хамила, получила разрешение. И вот едет.

Впереди государственная граница СССР и Венгрии – станция Чоп.

Поезд встал надолго. Пробежали нервные проводники. Соседи по купе стали что-то прятать. Нюта была безмятежна, прятать ей было нечего: она везла по просьбе Артура две буханки черного хлеба.

Проводники запирали туалеты, закрывали окна. Раздавали декларации. Нюта что-то небрежно отметила, мол, оружие, яд, ножи, семена, сельхозпродукцию – ничего из этого не везу. Какую везу сумму денег? Денег у нее вообще не было, никаких. Брат ее встретит, а уж обратно как-нибудь от вокзала доберется.

В это время соседи подсчитывали что-то и делили сумки, поглядывая на Нюту. «Сейчас попросят о чем-нибудь», – предположила она и быстро вышла в коридор.

Но проводники всех загоняли обратно и просили соблюдать тишину. «Чего они туда так бдят, – удивлялась она, – вот обратно поедем, тогда понятно: Солженицын, Амальрик, Зиновьев, Библия, наконец».

Прошли еще два томительных часа, и только тогда соседи ей объяснили, почему стоим. Оказывается, с нашими вагонными колесами по Европе ехать нельзя. Размер другой. Поэтому стоим и меняем колеса. «Прямо как тапочки», – подумала Нюта.

Последнее время появилась привычка – всех гостей переобувать в тапочки. Мама Тата страшно возмущалась: зачем? Но на кухне ей объяснили: