— Дедушкино небо, — задумчиво произнесла она.

— Не понял? — Марк вопросительно взглянул на нее.

Он сидел, прислонившись спиной к стволу дерева и вытянув длинные ноги.

— Я всегда думаю о дедушке, когда смотрю на чистое, ясное небо. В Англии не часто увидишь голубое небо без облаков. Совсем маленькой я ездила в деревню и любила гулять с дедушкой и смотреть на небо. Мы радовались, когда небо бывало темно-голубое и безоблачное. Он говорил мне, что если я когда-нибудь увижу небо красивее, то должна написать ему об этом.

— И ты напишешь?

— Не могу. Он умер два года назад.

Марк сочувственно посмотрел на нее.

— Он, видно, был хорошим человеком.

— Да. Самым лучшим. — Софи следила за стайкой маленьких птичек с ярким опереньем, которые уселись на ветки дерева справа от нее. — В нашей семье мы с дедом считались… чудаковатыми, — сказала она. — На воскресных приемах мамы — если он там появлялся — ему, как и мне, становилось скучно от всех этих музыкальных сплетен, и мы с ним обычно сбегали. Бродили по саду, искали птичьи гнезда или высматривали ежей, а иногда он тайком от мамы водил меня в кафе, где я объедалась пирожными.

Марк засмеялся, и Софи перевернулась на бок, чтобы лучше его видеть.

— Летом, как раз перед его смертью, я поехала с ним в Шотландию. Пока я сидела на берегу реки и читала, он часами с удовольствием ловил форель.

— Да, не всякому так повезет, — вздохнул Марк. — Мой отец умер пять лет назад во время лесного пожара. Всю свою жизнь он тяжело трудился. Плохо, что я не додумался устроить ему настоящий отдых.

— Но он наверняка был доволен жизнью на собственной ферме.

— Да, наверное. Папа и мама были очень близки. Она умерла через полтора года после него. Врачи говорили — от сердечной недостаточности, но я считаю, что она слишком сильно горевала по нему.

— Как трогательно. — У Софи сдавило горло. Она подумала о том, как счастливо родители Марка жили в аутбэке. И как любили друг друга.

Лежа под деревом, она рассеянно поглаживала живот и… представляла себя следующей миссис Уинчестер.

— Интересно, родится мальчик или девочка? — произнес Марк, глядя на нее.

— Ты думал об этом? — удивилась она.

— Конечно. А ты разве не думала?

— Я боялась, — призналась она.

— И ты не придумывала имена?

— Нет.

— А я считал, что все женщины любят это делать.

Софи посмотрела на него и увидела серьезное, даже суровое, лицо.

Она не решилась сказать ему, что придумывание имен для ребенка означает надежды на будущее, а предательство Оливера отучило ее надеяться на лучшее.

— Я… я просто думаю о нем, как о моей маленькой фасолинке, — сказала она.

— Фасолинке?

— Ну да.

В глазах Марка промелькнула нежность.

— Человеческая фасолинка?

— Да. — Софи едва заметно улыбнулась. — Маленькая человеческая фасолинка. Наша маленькая фасолинка.

Марк тоже улыбнулся. Их взгляды встретились, и у Софи потеплело на душе. После совместной работы сегодня утром она впервые осмелилась подумать: а вдруг у них с Марком все получится?

Софи натянула шляпу Марка на лицо и постаралась успокоиться, прислушиваясь к тишине залитого солнцем аутбэка. Сегодня эта тишина не внушала страха, и она больше не скучала по городскому шуму, наслаждалась покоем и чувствовала, как спадает напряжение и расслабляется тело. Единственными звуками, нарушавшими тишину, было слабое жужжание насекомых в траве да ее собственное легкое дыхание. Лежа вот так, зная, что над ней голубое небо и сине-зеленые конусообразные эвкалипты, она ощущала себя частицей вселенной.

Должно быть, она заснула и очнулась, услыхав, как Марк складывает вещи в фургон.

— Сколько же я проспала? — спросила Софи и села.

Он улыбнулся.

— Около часа.

— Господи!

Он протянул ей фляжку и металлический стаканчик.

— Допьешь чай?

— Спасибо. Может, тогда я окончательно проснусь.

Серые тени от деревьев уже начали ложиться на желтую траву. Когда они ехали домой, тени становились все длиннее, а жара сменилась прохладой. Появились целые семьи кенгуру и начали щипать траву.

— Если хочешь, я покажу тебе, как незаметно подкрасться к кенгуру, — сказал Марк. — Когда они поднимают головы от еды, ты замираешь, а потом снова тихонько приближаешься к ним. Можно даже их погладить.

— Смешно, — улыбнулась Софи.

Австралийский буш[7]не так страшен, если рядом с ней Марк, который уверенно держит руки на руле. Вот он объехал гигантский муравейник и устремился вперед по бездорожью. Он в этой среде свой. Его спокойствие передалось ей, и она чувствует, знает, что может ему доверять.

И тут его неожиданный вопрос нарушил ее мысли.

— Раз уж мы решили получше узнать друг друга, то почему бы тебе не рассказать об Оливере?

Состояние умиротворения мгновенно улетучилось.

— Что ты хочешь узнать? — нервничая, спросила Софи.

Марк с мрачным видом смотрел вперед.

— Ты собиралась выходить за него замуж. Значит, ты его любила.

Софи поморщилась. Но если она расскажет все, как было, то, возможно, ей удастся закрыть эту страницу навсегда.

— Я любила Оливера, — призналась она. — Или думала, что любила. Он — превосходный музыкант, и мне льстило, что он обратил на меня внимание. И к тому же мне казалось, что мои родители будут довольны.

— А они были довольны?

— Не настолько, как я надеялась. А я поздно поняла, какой он подонок. — Она закусила губу и замолкла.

— Слишком поздно? — Марк нахмурился.

Софи нервно теребила концы локонов. Надо собраться с духом!

— Я согласилась выйти за него, но потом узнала, что он ухаживал за мной исключительно из корыстных побуждений… Его привлекала моя семья.

Софи вспомнила — тот факт, что у нее знаменитые родственники, не произвел на Марка особого впечатления. И это еще больше расположило ее к нему.

— Оливер считал себя не только великим исполнителем, но и композитором. Он рассчитывал, что, женившись на мне, сможет уговорить моего отца поспособствовать его карьере. Но стоило ему понять, что его мечтам не суждено осуществиться, как он меня бросил.

Марк с силой сжал руль.

— Жестоко.