Тай медленно вел огромный пикап по утрамбованной дороге, а за ним следовал трейлер с колючей проволокой и столбами для забора. У каждых ворот Трейси выбиралась из машины, чтобы распахнуть их, ждала, пока машина и трейлер проедут, и закрывала. Они проехали пять ворот, и она почувствовала, что для нее это уже многовато. Она и так едва не падала с ног от усталости, но попытки скрыть это от Тая еще больше ее изнурили.

От чувства разбитости она стала нервничать. Что она делает на ранчо Кэмерона, если не годится даже на то, чтобы открывать и закрывать ворота? Жарко спорить, требуя, чтобы ей дали какое-то задание по работе, и выбиться из сил, не проехав и двух миль?

Спустя некоторое время они подъехали к новому забору, и Трейси заставила себя приободриться. Она интуитивно вздернула голову за мгновение до того, как Тай кинул на нее взгляд, пытливо всматриваясь, все ли в порядке. Он остановил машину и заглушил мотор.

— Сможешь управлять ручкой коробки передач?

Трейси внимательно посмотрела на него.

— Управлять?

Он указал вперед. Двое мужчин работали перфоратором, присоединенным к двигателю трактора, и сверлили отверстия в столбах.

— Нужно всего лишь медленно двигаться за этим трактором, держась слева от него. Я сброшу столбы, один за другим, а потом мы развернемся и на обратном пути сбросим с трейлера и растянем колючую проволоку.

— Ты доверяешь мне еще одну свою машину? Тай снисходительно глянул на нее и пропустил вопрос мимо ушей.

— Как хочешь, либо веди сама, либо я найду кого-нибудь другого.

— Но…

— Здесь можно столкнуться разве что с тем трактором, что идет впереди. К тому же работники, пожалуй, станут резвее, чтобы не попасть тебе под колеса. — Улыбка чуть тронула уголки его губ.

Трейси пришла в ужас.

— Так им известно про ту машину и ворота гаража?

— А как же ты думала? Пожалуй, давненько мы так не смеялись.

Трейси отвела глаза и почувствовала, что у нее пылает лицо. Она вздрогнула, когда рука Тая легла ей на плечо.

— И ты, пожалуй, самая красивая женщина из тех, кого нам доводилось видеть. Ты невольно привлекаешь внимание.

Она метнула взгляд, чтобы встретиться с ним глазами, чувствуя, как оживает от его прикосновения. В его глазах было что-то нежное, что-то такое, что пробудило в ней желания, которые она давно похоронила в себе. Тай убрал руку, но пальцы медлили, будто делали это с неохотой. У Трейси слегка перехватило дыхание. Прикосновение любого мужчины приводило ее в ужас, и так было уже многие годы. Однако всякий раз, когда Тай прикасался к ней, она уже не испытывала привычного страха и отвращения. Взгляд Тая смягчился, и она почувствовала, что ее очень влечет к нему.

Тай вылез из машины и пошел к трейлеру. Все еще в смятенных чувствах, Трейси ловко проскользнула на водительское место. В зеркале заднего обзора она видела, как он взобрался на станину трейлера и вытащил из кармана рукавицы.

И почему из всех мужских прикосновений только прикосновение руки Тая было ей приятно? И так желанно? И почему при одной мысли, что это может повториться, она замирает в предвкушении?

В то утро она провела с Таем немногим больше часа, но обрадовалась, когда он привез ее в дом и можно было вздремнуть. Жара изнурила ее. Трейси испытывала некоторое удовлетворение оттого, что выдержала, что смогла ровно давить на педаль, хотя ноги перестали слушаться от переутомления задолго до того, как Тай сбросил все столбы с трейлера.

Усталость, заставившая ее в конце концов прилечь, говорила о том, что она и впрямь больна. Спустя какое-то время Мария позвала ее к ланчу, и Трейси вышла, все еще разбитая. Она была в подавленном настроении из-за этого, но, довольно плотно и вкусно поев, ощутила сытость, и ее потянуло в сон. Она прошла в гостиную, уютно устроилась в большом мягком кресле и проспала почти до самого ужина.

Два последующих дня прошли почти так же. Трейси просила и получала какую-нибудь мелкую работу, от которой совершенно изматывалась и засыпала до ужина. Ее удивляло, что вопреки опасениям, она крепко спала и по ночам.

К третьему дню она почувствовала себя гораздо лучше, и меланхолия из-за слабости начала развеиваться. Ей удалось продержаться весь день без сна, но она скучала и не находила себе места без дела. Наконец Мария позволила ей вытереть пыль с мебели в гостиной и столовой.

За ужином Трейси завела с Таем разговор о настоящей работе.

— Мне бы хотелось вновь поработать в конюшне, — сказала она, и ее задело то, что на лице Тая появилось выражение легкой досады.

— Для тебя это пока трудновато.

— Тогда зачем я здесь? — спросила она, заметив его раздражение, но решившись идти до конца. — Я болтаюсь без дела и с каждым днем чувствую себя все больше в долгу перед тобой. — От его сурового взгляда она замешкалась, но решилась предъявить ультиматум: — Итак, я возвращаюсь в Сан-Антонио, пока ты не решишь, нужна ли тебе моя работа или я могу просто выписать чек.

Тай откинулся на спинку стула, чтобы получше рассмотреть ее лицо.

— Ты еще не в форме и не можешь выполнять тяжелую работу, но уже успела показать, что способна довести себя до обморочного состояния в один миг. Будь ты здорова, это меняло бы дело. А раз ты не очень здорова, то и говорить не о чем.

Все это время он был мягок и снисходителен с ней. Трейси надеялась, что Тай изменил к лучшему свое мнение о ней, однако теперь почувствовала в его голосе осуждение и недовольство и поняла, что он думает о ней на самом деле.

— Почему я довожу себя, как ты выразился, до обморочного состояния, тебя не касается, — тихо проговорила она. — Ты вынудил меня приехать сюда, чтобы отработать долг, а потому либо предоставь мне работу, как мы договаривались, либо прими мой чек.

— Отвечаю «нет» и на то, и на другое.

— Прекрасно. Я вернусь в Сан-Антонио и найду врача, который сможет подтвердить в письменном виде, что я пригодна к работе. Тогда я позвоню тебе.

Она схватила с коленей салфетку, положила ее на стол и поднялась. Голубые глаза Тая метали молнии и не отрывались от Трейси, пока она не вышла из комнаты.

Стоило Трейси затворить за собой дверь столовой, как в ней шевельнулись угрызения совести за перепалку. Но неужели каждое ее решение и каждый поступок всегда будет казаться неверным? Неужели она обречена на то, чтобы всегда раскаиваться и чувствовать себя во всем виноватой?

Она закрылась в спальне и прижалась спиной к двери. Она собиралась уложить кое-что из вещей и вернуться в Сан-Антонио, но все это вдруг показалось лишь вспышкой раздражения.

Рамона была большим мастером по части разыгрывания сцен, за которыми следовал театральный уход. Всю свою жизнь Трейси видела, как мать манипулировала мужчинами. Ей стало совсем плохо при мысли, что она такая же, как мать, что подсознательно ей хотелось проделать то же с Таем.