— Ладно, — произнесла Трейси наконец чуть прерывистым от волнения голосом. — Спасибо.

Она торопливо проскользнула мимо него и пошла к дому, держась, как ей хотелось казаться, с непоколебимым чувством собственного достоинства. На деле это куда больше походило на попытку просто сохранить самообладание.

Вечером Трейси ужинала с Таем в столовой. Только они приступили к еде, как он объявил:

— Мария берет несколько свободных дней, чтобы навестить сестру в Эль-Пасо.

Трейси устремила на него взор. Она тут же сообразила, чем это чревато, и испугалась. Как?! Им придется жить в доме одним? Это же неприлично. Наверняка Тай позаботился о замене, о женщине, которая будет находиться здесь, рядом, в качестве чего-то вроде дуэньи.

Продолжение его сообщения и вовсе застало Трейси врасплох.

— У тебя, пожалуй, хватит сил готовить и присматривать за домом. Это будет неплохой разминкой перед работой на ранчо через пару недель.

Трейси в ужасе уставилась на него.

— Я не умею готовить, — произнесла она.

— Ты грамотная, а у Марии целая полка поваренных книг. Я знаю, что она разрешала тебе делать кое-что по дому, так что ты, наверное, знаешь, где хранятся припасы.

Трейси оказалась в крайне затруднительном положении. Она хотела работать и наконец получила работу. А потому не могла отказаться, чем бы это ни мотивировалось. Но то, что волновало ее даже больше того, что она не умеет готовить, что буквально вызывало у нее нервное потрясение, так это то, что Тай, похоже, и не думает приводить в дом кого-нибудь, кто мог бы пожить с ними.

— Мы с тобой будем жить здесь… без…

Взгляд Тая стал суровее, когда он договорил за нее:

— Без дуэньи?

Трейси слегка кивнула.

— Ты опасаешься за свою репутацию?

Он произнес это вполне миролюбивым тоном, но одно то, что он задал ей этот вопрос, свидетельствовало о том, что, на его взгляд, беспокоиться о ее репутации уже поздно. Та ночь, когда он застал ее с Грегом Паркером и привез к себе напившуюся до потери сознания — в этом он не сомневался, — явно лишила Трейси права претендовать на приличную репутацию.

— А как насчет твоей репутации? — спокойно спросила она.

— Выдержит.

Трейси отвела взгляд и заставила себя приняться за еду. Что станут думать о ней работники Тая, как будут смотреть на нее, когда вернется Мария и Трейси придется работать с ними?

Ну что ж, она ведь еще тогда сразу поняла, что покрыла себя позором навечно, а сейчас всего-навсего лишний раз убедилась, как сильно на нее давит этот груз. Тай, даже не подозревая, какие жуткие тайны носит она в себе, сразу же почувствовал ее испорченность. В этом нет ничего удивительного.

Если репутация Трейси в представлении Тая имела столь малую ценность, то едва ли в ее силах переубедить его. Многое уже никогда не поправить. Пожалуй, самым лучшим для нее будет помалкивать, много работать, прикладывая все усилия, чтобы это получалось хорошо. Может, у нее появится хоть капелька самоуважения, пусть даже другие и не будут ее уважать.

Это был пессимистический взгляд на будущее, и ее ждала жалкая жизнь. Другого и быть не может… Трейси извинилась и отправилась в свою комнату поразмыслить над тем, как превратиться в одночасье в чудо-кухарку.

Завтрак должен быть отменным. Все должно быть отменным. Прошлой ночью она взяла машину и поехала на автомагистраль между штатами. В огромном работавшем круглосуточно ресторане на пересечении дорог подавали обильную и сытную еду. Трейси прочитала меню и узнала, нельзя ли по телефону делать заказы на дом.

И вот в четверть шестого утра она незаметно протащила в кухню небольшую сумку-холодильник, торопливо открыла ее, выгрузила пищевые контейнеры и убрала сумку в кладовку.

Быстро ополоснув руки, Трейси разложила блины, яйца, жареный картофель, бекон и колбасу на тарелки и поместила их в микроволновую печь. Она вставила ломтики свежего хлеба в тостер, налила в кофейник горячий кофе из кофеварки, которую заправила, включив таймер, прежде чем уехать.

Когда тосты выскочили из тостера, она намазала их маслом и принялась переносить еду в столовую. Тай как раз входил туда с газетой, и Трейси рассеянно улыбнулась ему, прежде чем вновь ринуться в кухню за тем, что осталось. Наконец она присела на свое место за столом, отметив, что Тай налил кофе им обоим.

На ее тихое «спасибо» Тай бегло глянул на Трейси, протягивая ей тарелку с мясными деликатесами. Трейси взяла тарелку, выбрала то, что ей по вкусу, и передала ему. Они оба молчали, и нервозность Трейси начала спадать. Тай не проронил ни единого слова о еде, но Трейси вдруг стало как-то не по себе.

Хотя у нее и в мыслях не было утверждать, что она сама приготовила завтрак, Трейси все же не хотелось попросту признаться, что она купила все в придорожном ресторане. На ее взгляд, важно только одно: это именно та еда, которую любил Тай. Ей бы ни за что на свете не хотелось, чтобы они оба зависели от ее кулинарных способностей, и уж меньше всего ей хотелось, чтобы Тай с презрением отверг ее подгоревшую стряпню и пошел питаться в столовку вместе со своими работниками. Будет унизительно, если выяснится, что она и на кухне справляется не лучше, чем в конюшне.

Раз уж она вынуждена вести хозяйство в доме Тая и ему все подается вовремя, то не так уж и важно, как это делается, даже если Трейси и придется мчаться сломя голову из дому трижды в день, чтобы купить готовую еду.

Они покончили с завтраком, и Тай спросил:

— Знаешь, как переключать звонки из дома?

— Мария объяснила.

Тай встал, пристально глядя ей в лицо.

— Очень вкусно, Трейси, спасибо.

В наступившей тишине так и вибрировал вопрос, и у Трейси занялось дыхание. Должна ли она признаться ему во всем?

Но Тай уже повернулся, чтобы уйти, и момент был упущен.

Трейси звонила в придорожный ресторан и неслась как сумасшедшая, чтобы забрать готовый заказ, еще четыре дня. Подъем в половине четвертого утра, сорокаминутная поездка туда и столько же обратно были весьма утомительными.

К тому же ей казалось, что она совершает что-то предосудительное. Тай съедал то, что она покупала, благодарил ее, затем всякий раз наступала неловкая пауза, когда ей казалось, будто он ждет от нее каких-то слов. От этого молчания, которое становилось все выразительнее, Трейси было очень не по себе. Без сомнения, Тай заметил, что на кухне ничего не готовится. Он частенько проходил через нее, входя в дом и выходя из дому, так что это никак не могло ускользнуть от его глаз.

И теперь угрызения совести терзали Трейси и днем и ночью. Все эти гонки с едой поставили ее перед еще одной мучительной нравственной дилеммой. И вот мучения ее достигли апогея. В тот вечер ужин прошел как обычно: Тай поблагодарил ее, помолчал, с отчужденным выражением глаз вышел из-за стола и направился в свой кабинет заниматься бухгалтерией.