Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На первом этапе войны армии сил сопротивления обладали низкой боеспособностью. Странам потребовалось время, чтобы избрать новые правительства, наладить производство оружия, скоординировать действия, объединится в союз. Генезия воспользовалась своим стратегическим преимуществом. В первые месяцы войны будущим союзникам приходилось постоянно отступать вглубь своих стран, сдавая высоту за высотой, рубеж за рубежом, город за городом. Самолёты выводились из строя импульсными пушками. Войска Генезии не имели авиации и зачищали небо даже от перелётных птиц.
Применив варварские методы ведения войны, Генетик рассчитывал истребить остальное человечество и построить на Земле совершенное общество идеальных людей: «генез-социализм». Генетик считал себя творцом, превзошедшим самого бога. В лабораториях Рун предпринимались попытки создания идеальной расы людей с безупречной генетикой. Они должны были стать венцом всей авантюры. Но армия Генетика была сравнительно невелика и стала уязвима, растянувшись по континентам. Наступление по всем направлениям выдохлось. Вдобавок Генетик совершил ошибку с выбором главного фронта: Восточного в Евразии. Генетик зря попытался покорить огромную страну с сильно разбросанными населёнными пунктами. Именно там его войска впервые были опрокинуты назад, это сделала армия Континентальной Державы. Теряя на полях сражений десятки тысяч солдат, Континентальцы бились отчаянно, были неуступчивы. Генетик сумел добраться до гор, разделяющих материк на две части света. Однако затем его основная группировка войск была разгромлена, а полчища «Пешеходов» перемёрзли в одну свирепую зиму. На западном фронте перегруппировавшиеся армии союзников перешли в наступление, штурмовали Западную Руну. Наступил переломил в войне. В Европе высадились армии с других континентов, были созданы мировые войска. Остатки главной армии Генетика не успели вернуться с восточного фронта, чтобы защитить столицу Генезии Настоящий Эдем. Континентальцы рассеяли их по огромным лесам своей страны. Генезия не капитулировала. Её солдаты даже будучи окружённым не сдавались, предпочитая погибнуть в бою. Когда все войска Генезии были уничтожены, а Руны разрушены, оказалось не с кем подписывать соглашение об окончании войны — вражеское государство, полностью прекратило своё существование. Генезия, как цивилизация, исчезла.
Аудитория поражена моим ответом, чего нельзя сказать о Леоне. Преподаватель задумчиво потирает подбородок:
— Вы так занимательно всё нам рассказали, но совершенно не упомянули один вид оружия. Генетик применял его только при отступлениях, а вот союзники намного чаще пускали его в действие. Как же оно называется?
Я смотрю на преподавателя с вызовом:
— В современном обществе мы не заговариваем об этом оружии.
Леон хмыкает.
— Наш предмет история, и здесь вы, не стесняясь, можете сказать нам его название, если, конечно, вы знаете?
— Ядерное.
— Так, и-и почему же мы стараемся не упоминать его?
— Поколения, не познавшие ужасов войны, не должны хвастаться разрушительными бомбами. Мы не видели, как люди горят заживо, как обугливаются. И не способны в полной мере представить себе устрашающую мощь ядерного оружия.
— Вашу зачётку. — Леон приглашает меня к столу.
Зачем преподавателю моя зачётка? Если только он не собирается поставить мне положительную отметку.
Я подхожу к преподавательскому столу, достав из кармана эффон, проецирую энерго-лист зачётки. Леон своей шифрованной ручкой получает доступ к зачётке, выбирает дисциплину (история) и фамилию (Мартинес).
— Тройки я так полагаю вам будет достаточно? — преподаватель вопросительно смотрит на меня.
Я вздыхаю, ничего не ответив, отворачиваюсь, но посматриваю на верхнюю строку в зачётке. Леон ставит экзаменационную отметку «5» (отлично).
— Свободны. — Леон поднимает на меня глаза. — Извините меня, пожалуйста, — прибавляет он тихо.
Я киваю и выхожу из аудитории. В висках стучит кровь, чувствую, что вспотела от напряжения. Плетусь в туалет, умываюсь, захожу в кабинку. Мне стыдно за то, что произошло на семинаре. Я должна быть лучше, умнее, тогда меня будут уважать. До перемены нахожусь в прострации.
— Ты здесь? — Белла аккуратно постукивает по дверце кабинки.
— Да.
— Что это вообще было?
— Понятия не имею, наверное, я всезнайка. С тобой позаниматься за деньги?
Мы хихикаем. Я открываю дверцу для Беллы. Подруга садится ко мне на колени.
— Как тебе вчерашний вечер? Домой, очевидно, не заходила?
Платье выдало меня.
— Да.
— И что было?
— Поехали к нему домой, выяснилось, что он в ссоре с девушкой, которая танцует ему на пилоне.
— Но несмотря на это у вас всё равно был…
— Как ты поняла?!
— От тебя пахнет им. Ох, ты дурёшка. — Белла обнимает меня. — Теперь не отступай. Он позвонит тебе?
— Заедет. Пообедаешь с нами?
— Нет, у меня дела. Давай в выходные?
Чувствую радость и печаль. Мне очень хорошо рядом с Кристофером, но его сердце занято. Как быть?
На последней паре я витаю в облаках. Записывать ничего не хочется. Я переживаю из-за Кристофера. Кто я для него: дырка от бублика, приятель, друг? Пялюсь на тёмный дисплей эффона в надежде, что он загорится, и мне поступит уведомление о том, что Кристофер добавил меня в социальной сети или, что написал мне сообщение. Ничего нет. Наверное, Кристофер уже забыл обо мне, а его предложение перекусить вместе было несерьёзным.
После занятий я прошу Беллу подождать меня. Уединившись в закутке колледжа, устраиваю конференц-связь с родителями. Мама почти сразу всплывает на экране, папа долго не снимает трубку, однако тоже отвечает.
— Привет, — говорю я. — Что вы переживаете?
— Мика, перезванивай сразу, как увидишь пропущенный, неважно сколько времени на часах, это обязательно, — говорит мама.
— Где