Политика сдерживания на своих территориях и за границей, наоборот, рано или поздно, скорее всего, привела бы к власти в Спарте сторонников мира.

Перикл мог ожидать, что такое изменение в воззрениях спартанцев произойдет сравнительно быстро, и наверняка не более чем через три года кампании, поскольку со стороны Спарты было бы крайне неразумно продолжать бесплодно биться головой о каменную стену афинской оборонительной стратегии. Но разум редко преобладает, когда государства и их народы вступают в войну, а объективных сопоставлений ресурсов редко бывает достаточно, чтобы предсказать ход затяжного конфликта.

ГЛАВА 6

НАПАДЕНИЕ ФИВАНЦЕВ НА ПЛАТЕИ

(431 Г. ДО Н.Э.)

После провала трех спартанских посольств боевые действия наконец начались в Беотии в марте 431 г. до н. э., через семь месяцев после объявления войны. Однако начала их не Спарта, а ее могущественный союзник Фивы. Фиванцы веками ссорились и воевали со своими афинскими соседями на юге. Они давно стремились к объединению под своим началом всей Беотии, но им мешало сопротивление некоторых беотийских полисов, которым время от времени помогали Афины.

В ходе Первой Пелопоннесской войны Афины разгромили Фивы на поле боя, учредили демократические правительства в большинстве беотийских полисов и несколько лет господствовали на землях фиванцев. Фивы имели протяженную общую границу с Афинами и в случае войны намеревались завладеть Платеями, небольшим городом с населением менее тысячи жителей, который, однако, заключал в себе как риски, так и перспективы. Его демократическое правительство всегда сопротивлялось вступлению в Беотийский союз под эгидой олигархических Фив, и с VI в. до н. э. платейцы были верными союзниками Афин. Город занимал стратегическое положение, находясь менее чем в восьми милях от Фив и непосредственно примыкая к лучшим дорогам, ведущим из Фив в Афины (см. карту 5). Под контролем афинян Платеи могли служить базой для нападения на Фивы и Беотию и угрозой для любой фиванской армии, пытающейся вступить в Аттику. Еще важнее было, пожалуй, то, что Платеи также прикрывали единственную дорогу, соединяющую Фивы с Мегарами и Пелопоннесом и не проходящую при этом через афинскую территорию. Если бы Платеи перешли под контроль афинян, то любое сотрудничество между врагами Афин в Центральной Греции и на Пелопоннесе было бы затруднено. Начало войны также представляло идеальную возможность для Фив захватить земли своего старого врага, пока афиняне были отвлечены пелопоннесцами. По всем этим причинам фиванцы задумали застать Платеи врасплох.

В пасмурную ночь в начале марта 431 г. до н. э. более трехсот фиванцев пробрались в Платеи под предводительством Навклида, лидера олигархической фракции Платей, который со своими сторонниками-предателями намеревался погубить находившихся у власти демократов, а затем передать город Фивам. Фиванцы ожидали, что неподготовленные платейцы сдадутся мирно, и, не угрожая никакой расправой, пригласили всех жителей города присоединиться к ним. Они хотели видеть Платеи под управлением дружественного олигархического правительства, союзного Фивам, а не истребленные казнями и обремененные ссыльными, ожидающими мести. Однако предатели среди платейцев, уверенные, что их сограждане будут сопротивляться, пожелали немедленно убить своих противников-демократов, фиванцы же проигнорировали их. И действительно, как только шок от переворота прошел, платейцы начали развертывать сопротивление, подкапываясь под стены, разделявшие их дома, и собираясь для планирования контратаки. Перед самым рассветом они напали на фиванцев, которые оказались внезапно застигнуты в темноте в незнакомом городе.

К этому времени начался сильный дождь, а женщины и городские рабы Платей, крича от жажды крови, забрались на крыши и забросали захватчиков камнями и черепицей. Дезориентированные фиванцы спасались бегством, преследуемые местными жителями, которые знали каждый закоулок Платей. Многие были пойманы и убиты, и вскоре оставшиеся в живых были вынуждены сдаться.

Фиванская армия намеревалась прийти на помощь тремстам воинам в Платеях в случае неприятностей, но их план провалился. Из-за дождей река Асоп, разделявшая территории Фив и Платей, разлилась, и к моменту прибытия армии захватчики были взяты в плен. Однако многие платейцы все еще не были в безопасности, так как находились на своих хозяйствах в сельской местности. Фиванцы планировали захватить их в заложники, чтобы обменять на своих людей в городе, но платейцы пригрозили предать пленников смерти, если армия немедленно не покинет их земли. Хотя войска отступили, платейцы все равно казнили 180 пленников. С точки зрения традиционных для греков военных обычаев это было зверство – лишь первое из многих зверств, ужас которых только возрастал с каждым годом войны. Но подлое ночное нападение без объявления войны также выходило за рамки кодекса чести воина-гоплита и, следовательно, не сулило никакой пощады совершившим такое.

Между тем, узнав от платейцев о нападении и захвате заложников, афиняне быстро осознали ценность пленных из Фив. Греческие города никогда не относились легкомысленно к потере своих граждан; к тому же одним из пленников был Евримах, ведущий политик, влиятельный человек в фиванской правящей фракции. Находясь в плену, фиванцы могли послужить сдерживающим фактором для любого вторжения беотийцев в Аттику, подобно тому как впоследствии захват аналогичного числа спартанцев в 425 г. до н. э. сдерживал любое дальнейшее вторжение Спарты в Аттику. Но афинское послание в Платеи с просьбой пощадить пленников пришло слишком поздно: страсть победила расчет. Теперь фиванцы были готовы мстить, и афиняне предоставили продовольствие и восемьдесят афинских гоплитов, чтобы помочь гарнизону города при неизбежном нападении фиванцев. В ходе подготовки они вывели большинство женщин, детей и всех мужчин, кроме гоплитов, оставив гарнизон из 480 мужчин, а также 110 женщин для выпечки хлеба.

ВТОРЖЕНИЕ СПАРТЫ В АТТИКУ

Поскольку нападение на Платеи было явным нарушением мира, спартанцы приказали своим союзникам выслать две трети их боевых сил, чтобы собраться на Коринфском перешейке для вторжения в Аттику. Оставшуюся треть держали дома для защиты от афинских десантов. Великую армию должен был возглавить царь Архидам, чьи патриотизм и честь побуждали сделать все возможное для победы.

Даже в военном походе действия царя свидетельствовали о том, что он еще не оставил надежды избежать конфликта. Он отправил посла, чтобы выяснить, уступят ли афиняне теперь, когда увидели на пути в Аттику огромную пелопоннесскую армию. Но ранее Перикл выступил с указом, запрещающим принимать любого глашатая или посольство от пелопоннесцев, пока их армия находится в поле, так что афиняне прогнали спартанского посланника. Пересекая границу, он с несвойственным спартанцам драматизмом сказал: «Сегодняшний день станет началом великих бедствий для эллинов» (II.12.3).

Теперь у Архидама не было другого выбора, кроме как действовать. Самый быстрый путь от перешейка пролегал по прибрежной дороге через Мегары, в Элевсин, мимо горы Эгалей, на плодородную аттическую равнину. Вместо этого Архидам задержался на перешейке, шел не спеша и, пройдя Мегары, не повернул на юг к Афинам, а направился на север, чтобы осадить город Эною, афинскую крепость у границы с Беотией (см. карту 4). Эноя была небольшим крепким постом, защищенным каменными стенами с башнями, однако она не представляла никакой угрозы для столь внушительной армии и вряд ли могла бы помешать каким-либо планам пелопоннесцев в ближайшей перспективе. При этом взять город было непросто, потребовалась бы длительная осада и отказ от главной цели экспедиции – опустошения Аттики.

Нападение на Эною не имело стратегического смысла; мотивы Архидама были политическими, поскольку он все еще надеялся предотвратить войну. Годом ранее он утверждал, что спартанцам следует очень медленно разорять земли Аттики: «Считайте их землю только залогом, тем более ценным, чем лучше она обработана» (I.82.4). Спартанцы, которые уже обвиняли его в задержке, давшей афинянам время подготовиться ко вторжению и вывезти свой скот и имущество в безопасное место, заподозрили в этом отклонении от курса его истинные намерения.

В конце концов Архидам был вынужден отказаться от осады Энои и обратиться к главной цели пелопоннесского вторжения – сокрушению Аттики. Через 80 дней после нападения фиванцев на Платеи, в конце мая, когда в Аттике созрело зерно, пелопоннесская армия двинулась на юг и начала опустошать Элевсин и Фриасийскую равнину, уничтожая посевы зерновых, повреждая виноградники и оливковые деревья.

Затем Архидам отправился на восток, к Ахарнам, а не к очевидной цели – плодородной равнине Афин, землям городской знати, где можно было нанести наибольший ущерб. Поход в области, лежавшие непосредственно перед городом, был бы самой вызывающей тактикой и оказал бы максимально возможное давление на Периклову политику сдерживания. Архидам продолжал надеяться, что афиняне в последний момент всё же образумятся. Ему хотелось