мсье де Алессандри при этом улыбался такой лучезарной улыбкой, словно два месяца — это пятнадцать минут. А у меня тут кругосветка в разгаре, блин! Именно это я ему и сообщил. Разумеется, намного более сдержанно. Тоже пытаясь грассировать с «р» его фамилии.

На нас со стороны посматривали многочисленные гости и члены клуба, впрочем, без зазнайства. Даже в сердце Монако, в средоточии немыслимого пафоса, здесь я чувствовал себя своим «в доску» — просто путешественником. Меня ждало еще более тридцати стран и пять континентов, должны же они уважить и пойти навстречу! Тем более что сами предложили членство, как только узнали, что я намерен осуществить кругосветку не как придется, а по всем канонам Британского Королевского географического общества. Тем не менее заветный документ таял буквально на глазах с каждым новым «сожалением» мсье.

Чертовски обидно проделать такой солидный крюк из Генуи (на минуточку — четыреста километров туда и обратно) и уехать ни с чем. Ожидание церемонии, которую я уже успел во всех красках представить за время дороги сюда, оборвалось во мне и провалилось куда-то вниз. Остались только недоумение и досада. В этот момент я твердо решил ехать дальше, несмотря ни на что. Кругосветка — важнее любого титула, любой грамоты и любого членства. Даже если это членство самого почетного и элитного клуба в мире. Иначе какой же из меня путешественник, черт подери?

Последнюю мысль я высказал вслух мсье де Алессандри и неожиданно обнаружил перемену в его настроении. Лицо генерального секретаря YCM вытянулось и приобрело обескураженное выражение. Я с удивлением понял: он со мной согласен!

— Прошу вас, мсье Сурин, подождите еще немного. Не уезжайте, — закивал де Алессандри и быстро удалился в сторону своего кабинета.

Я остался стоять посреди Riva Aquarama в растерянности и надежде.

Адам и Вова, снимавшие наш разговор с разных ракурсов, сравнивали кадры со своих камер и вполголоса дискутировали, иногда сбиваясь на зловещий шепот.

— Так что, едем или ждем? — спросил Вова, видя мое замешательство.

Могли ли один заядлый путешественник и один понимающий управитель клуба обойти бюрократию, если требовалось разрешение самого принца Монако?

— Ждем, — решил я. И добавил, заметив нетерпение и непонимание в глазах своих спутников: — Иногда надо просто верить.

Примерно через минут сорок Бернард де Алессандри вошел в бар с той же непроницаемой лучезарной улыбкой. Я уже приготовился вновь получить от ворот поворот, но в уголках его черных глаз собрались лукавые морщинки, от которых в душе потеплело. Не скрывая радости, генеральный секретарь крепко пожал мне руку и сказал:

— Поздравляю вас, мсье Сурин! Беря во внимание ваши обстоятельства, мы примем вас в члены The Explorers Club в срочном порядке. Увы, придется сделать это заочно, без присущих нам церемоний. Не припомню ранее случая, чтобы мы давали членство именно так. Но вы в благородной миссии — кругосветном путешествии. Поэтому мы делаем исключение только для вас.

В другой руке он держал бело-красный флаг «Де Монако», с которым мы вдвоем сфотографировались. Из противоположного конца бара послышались аплодисменты.

В очередной раз я получил подтверждение, что все не зря. Что когда делаешь свое — сама Вселенная помогает тебе и вкладывает нужные карты в руки. Эта идея и подтолкнула когда-то вылезти из нагретого гнездышка и прыгнуть в пропасть неизведанного.

В двадцать пять я заработал первый миллион долларов — как для простого пацана из Харькова это невероятно! Я держал наличные в руках, смотрел на них и просто не знал, что с ними делать. Успешный молодой юрист с заказами от крупнейших компаний — тогда казалось, будто весь мир у меня в кармане. Был известен в своей среде и даже был признан лучшим юристом года на редких непродажных рейтингах, а самое главное — все это честно заслужил: своими мозгами, опытом и почти круглосуточным трудом. Сначала несколько лет просидел за три копейки в управлении земельных отношений и вышел оттуда с таким опытом, что с первого года частной практики ставил ценник в пятьсот долларов в час, и клиенты стояли в очереди. А я просто перебирал — с кем хочу работать, а с кем нет. Успеха добился, а что с ним делать — на то время не понимал.

Заполненная тестостероном двадцатипятилетняя голова не придумала ничего лучше, чем буквально прописаться в модном тогда киевском клубе Patipa, что в Музейном переулке, и прожигать жизнь, тело и шальные деньги. Приезжал на заряженной тачке, на которую смотрели, как на яйцо Фаберже, показательно угощал всех рейверов, стоящих рядом у барной стойки, и всовывал охранникам стодолларовые купюры на входе и выходе. Когда вспоминаю, кажется, будто все это происходило не со мной. Долгое время было стыдно вспоминать этот бестолковый период, но со временем пришел к выводу, что, видимо, нужно было пройти этап исступленного опьянения деньгами и коснуться дна кутежной жизни, чтобы после выпрыгнуть из этой пучины на следующий уровень.

Однажды утром, по голливудской классике, я обнаружил в своей постели абсолютно незнакомую, непривлекательную и даже отвратительную особу с жутким перегаром. Ее имя и роль в моей жизни опьянелый накануне мозг, конечно, зафиксировать не смог — я смотрел, и к горлу подкатывало навязчивое чувство омерзения. От очередного случайного тела, гудящей головы, пересохшего рта, безвольного с перепоя тела и самое главное — от самого себя целиком. Я чувствовал, что взял всю свою неуемную энергию и словно спустил ее в унитаз.

— Чувак, ты чего? Ведь в этом столько возможностей! Имей что хочешь, когда хочешь и кого хочешь — это же Жизнь! — крутились в голове слова «друзей» из близкого тогда окружения.

Но я не мог, это не было моей жизнью. И очень скоро мне довелось четко прочувствовать, что сами по себе деньги и обладание ими если и приносят удовлетворение, то скоротечное. А потом — длительная эндорфиновая яма, как после наркотиков.

В какой-то момент я заболел. В буквальном смысле: головная боль, жар, озноб, все раздражает и хочется от всех скрыться, чтобы никто тебя не отыскал и не потревожил. Поймав эту подавленность, по привычке отказался от лекарств — полежу недельку, и само пройдет. Через недельку, две, месяц — не прошло. И тогда наконец озадачился и начал рейд по докторам. Это было долго и мучительно — меня гоняли от одного врача к другому, постоянные различные анализы, подсаживали то на одни препараты, то на другие. А лучше не становилось, даже наоборот. Полгода я провел в глубочайшем неведении — что же творится с моим телом? Двадцать