их соотечественники на пароме. Возможно, дело было еще и в том, что большинство из них хотели нам что-нибудь продать.

Вот зазывала поинтересовался, как наши дела, и тут же пригласил взглянуть на керамические тарелки из Набеле — это поселение художников в пятнадцати километрах от Хаммамета. Его жизнерадостный сосед широким жестом указал на прилавок с кальянами и вазами из разноцветного дутого стекла. Чуть дальше нам предложили купить специи, тыча прямо под нос пакетиком зиры. От изобилия цветов и запахов голова шла кругом. Сладости, украшения, кожаные сандалии, ковры, клетки для птиц — через все круги рыночно-маркетингового ада предстояло пройти, чтобы добраться до нужного пляжа.

Женщины в Тунисе редко ходили поодиночке. Чаще вдвоем или втроем. Цветные платки покрывали голову и красиво драпировались на шее. Все в солнцезащитных очках и черных юбках в пол — здесь это стандарт.

Мы миновали квартал с кафешками, где обедали в основном местные. Пятеро тунисцев в национальных джеббах[12] расселись прямо на полу вокруг огромной тарелки с кускусом и жареным мясом. Ели руками. Неподалеку грелся на огне чан с ароматной чорбой — густым, наваристым супом из телятины и овощей. В животе призывно заурчало, но хотелось успеть искупаться до того, как начнется самое активное солнце. Все-таки Африка — это не шутки.

Я отлучился ненадолго, чтобы прихватить у лавочника пару пряных колбасок на перекус — местные называли это «мергуз». Вова встретил мергуз с воодушевлением, Адам же брезгливо сморщил нос и сообщил, что дождется нормальной еды.

— Не хватало еще тут отравиться и слечь с желудком, — добавил он, выразительно кивая на обедающих на полу тунисцев. Мы только пожали плечами, с аппетитом поглощая колбаски прямо на ходу.

Позади остался Старый город, с высоты дрона расстилавшийся песчано-белым ковром небольших домиков и построек. На пляже Хаммамета низкие пальмы неохотно склонялись под соленым ветром, дующим с моря. Открывался прекрасный вид на бухту, причудливо изгибалась береговая линия. И тут нам открылась картина, перевернувшая с ног на голову первое доброе впечатление. Мусор. Не просто мусор. А настоящие горы мусора, раскиданного повсюду по пляжу, как пазлы ужасающей картины о человеческом невежестве и неосознанности.

Взглядом выхватил банку «Ред Булла», валявшуюся около стройки. Не может быть, чтобы это была та же жестянка с парома. Но в голове все равно всплыли разъяренные лица тунисцев, слюна, брызжущая на бороду главаря, их гадкие издевки над теми, кому не плевать на свою планету. В тот момент я полностью осознал смысл расхожей фразы «глаза кровоточат». Если бы можно было плакать кровавыми слезами, я бы сделал это на пляже Хаммамета.

— Welcome to Tunisia, welcome to Tunisia![13] — звонко хохотали местные подростки, сидя, свесив ноги, на верхушке недостроенной стены.

Не знаю, видели ли они наш шок и замешательство. Видели ли они объективы камер Адама и Вовы, пристально нацеленные не на морские красоты, а на отвратительную свалку вокруг. Тогда это приветствие, сказанное на английском с арабским акцентом, казалось издевательством. В улыбках на молодых смуглых лицах виднелась насмешка. Я достал телефон и сделал селфи на фоне мусора. Мое показательно возмущенное для фото лицо нисколько не смутило местное тинейджерство.

— Welcome to Tunisia! — продолжали заливаться они, хохоча и показывая на нас пальцами.

Я обернулся на своих спутников и увидел в их глазах глубокую печаль. Думаю, мы все сожалели тогда об одном и том же — о восхитительных лазурных водах Средиземного моря и белоснежном песке Хаммамета, так цинично и жестоко испорченных банальным человеческим свинством.

— Идемте лучше нормально поедим, — внес предложение Адам, явно передумавший окунаться в море.

Один из главных лайфхаков путешественника гласит: ешь там, где едят локалы. И нашим выбором стала забегаловка неподалеку от туристического квартала, в которой обедало полным-полно тунисцев. Внутри заведения было еще жарче, чем на улице, — блюда готовили на открытом огне. Но как же хорошо поесть горячей пищи! Последнюю неделю мы питались в основном бутербродами, перехваченными на заправках. А тут — запеченная рыба, морепродукты в собственном соку, традиционный кускус с острым соусом харисса. И весь этот праздник живота по цене хлеба со стаканом воды в Монако. Не сговариваясь, мы втроем восторженно фоткали пиршество на телефоны, как беженцы из голодного края. Вот это настоящий #foodporn! Повар-тунисец смотрел на нас снисходительно, но одобряюще — был рад, что хоть кто-то оценил его кулинарное мастерство, в противовес соотечественникам, поглощавшим восхитительные деликатесы с выражением обыденности на лицах.

Вечером у гестхауса нас буквально «на лету» перехватил бойкий тунисец. Прямо в лобби он подскочил ко мне будто из ниоткуда и затараторил на английском с характерным арабским акцентом.

— Ты должен увидеть Сахара, добрый гость! — безапелляционно заявил он, едва я достал кошелек на ресепшене. — Я вижу, ты сильно хочешь посмотреть Сахара!

Это был мужчина лет пятидесяти, с проседью и чуть обвисшими щеками, как у бульдога. На лбу блестели аккуратные очки в металлической оправе. Если бы он их надел, то выглядел бы менее напористо. Тунисец прочел мой взгляд и стянул очки на нос. Я оказался прав — это придало его лицу некую интеллигентность. Что удивительно, мы действительно хотели поехать в пустыню и после отдыха собирались отправиться на поиски подходящего проводника, который бы не побоялся провести нас по нетуристическому маршруту и организовать настоящую ночевку с бедуинами.

Я завис с деньгами в одной руке и паспортом в другой. Время для предложения тунисец выбрал не самое удобное. Имея по большей части неприятный опыт общения с местными, от греха подальше спрятал кошелек в поясную сумку. Колеблясь, оглянулся на своих спутников, которые решили сделать вид, что это их не касается. Вова лениво пялился на монитор камеры, Адам косился на подбежавшего тунисца с опаской.

— Сахара — прекрасное место, добрый гость может посмотреть в Африка! — заверял тунисец. Тут я заметил, что смотрел он не в мои документы или кошелек, а в глаза. И улыбался так горделиво, будто самолично помогал засыпать пустыню песком.

— Очень хорошо, — нерешительно начал я, одновременно получая от ресепшиониста ключ от номера и передавая Вове с Адамом. Кивнул им в сторону лестницы, чтобы они поднимались и прихватили наши вещи.

— Это не очень хорошо! — вскричал тунисец. — Это очень прекрасно! Пойдем, добрый гость, я покажу, чем старый Абдель может тебя удивить.

С этими словами он почтительно указал в сторону гестхаусной лаундж-зоны, представлявшей собой несколько пестрых тюфяков на полу. Ведомый любопытством и энергией Абделя, я устроился на одном из них и приготовился слушать уговоры. Но стоило тунисцу