Ниара

— Верная мысль! — подхватила мама, с которой всё было условлено заранее.

Отцу предложение не нравилось, я чувствовала, что он не готов сейчас дать нам отпор, но вскоре подберёт аргументы, мешающие воплотить замысел в жизнь.

Это было моей идеей, легко было убедить мать и сделать так, чтобы она считала, будто эта мудрая мысль явилась ей, как матери семейства и той, кто заботится о благополучии не только одной, прямо скажем, не самой любимой дочери, но и остальных.

Мои сёстры должны были сделать хорошие партии, а как этого добиться, когда королевская кровь, текущая в их жилах, смешана с восточной кровью ведьм, замешанных в чёрных делах? Не говоря уже о том, что подобная магия приводит к безумию.

Никто не захочет видеть своего сына с рогами, наставленными ему женой из проклятого рода. Моя прабабка изменяла супругу, говорят, и понесла первенцем не от него. По счастью для всех ребёнок родился мёртвым, и уже это повредило её в рассудке.

— Подумай, Рональд, это же служение Двуликому! Не заточение, а именно молитвы и уход за сокровищницей. Многие дочери знатных семейств мечтали бы о таком, да и в сокровищницу отбирают немногих.

— А её отберут? — отец грозно посмотрел на мать, начисто игнорируя меня. Сёстры, сидевшие рядом, в страхе вжались в бархатные спинки скамеек и потупились, беззвучно бормоча молитвы.

Эти три дурочки считали, как и многие, что служение Двуликому уже доказательство того, что тебе есть в чём раскаиваться. Туда попадали жертвы мужской похоти, обманщицы поневоле и прочие грешницы, которые, однако, не запятнали себя намеренно. То есть как бы виноваты, куда без этого, но вина неочевидна, косвенная, не было у них выбора, грешить или нет.

За последние сто лет ситуация немного изменилась в лучшую сторону, но кое-что из традиций оставалось неизменным.

— Меня отберут! — решилась я на дерзость: влезть в разговор, к которому меня не приглашали.

Отец посмотрел на меня так, словно его рука чесалась отвесить увесистую оплеуху, но он не решился на это при всех.

— Её отберут, — чуть запнувшись поддакнула мне мама.

— Посмотрим. Давай так, Ниара, если тебе удастся убедить королеву-мать, то считай, ты своего добилась.

Отец скрыл усмешку за усами, он полагал, что выдвинул невыполнимое условие. Вдовствующая королева при юном короле славилась строгими ортодоксальными взглядами и была религиозна настолько, чтобы не сойти за послушницу, она требовала неукоснительного соблюдения обычаев, а отбор служительниц в сокровищницу Двуликого считался сродни испытанию.

У отца были основания предполагать, что я туда не попаду.

А мать посмешила с ним согласиться, так в нашем семействе ненадолго воцарился мир.

Отец рассчитал всё правильно, если бы не одно обстоятельство: я была пусть и не раскрытой, но ведьмой, умевшей влиять на людей, когда это было необходимо. Моих природных инстинктов было недостаточно, чтобы превратить умение в искусство, но когда я чего-то страстно желаю, за исполнением мечты дело не станется.

Уже через неделю меня представили королеве-матери.

Это была чопорная, с расплывшейся фигурой женщина, облачённая в синий цвет траура, точно в таком же платье, только менее роскошном, была и я.

— Рада увидеть вас снова, Ниара! — произнесла королева Клотильда, встав со своего места, чем уже оказала мне неслыханную честь, и прихрамывая подошла ко мне, подняв с колен.

— Ваша милость, благодарю вас за неизменную доброту и терпение, которое вы оказываете мне несмотря на все несчастья, затронувшие семью!

Я не поднимала глаз, неучтиво будет злоупотреблять доверием этой несчастной женщины, сумевшей пережить как распутника-мужа, так и властную свекровь. «Бедная хромоножка», — так называла её покойная королева-мать и всё время твердила, что её сын вынужден исполнять супружеские обязанности так часто, как того требует продолжение рода.

Её милость Клотильда терпела, даже перенесла позорную болезнь, которой её наградил муж-король от одной из своих заморских любовниц. И никогда не роптала на судьбу, по крайней мере, на людях.

— Ваши несчастья затрагивают и нас, — ответила нынешняя королева-мать. — Пойдёмте в сад, у нас тепло, маги хорошо стараются, чтобы поддерживать в нём исход весны, которая никогда не закончится с приходом лета. Снимите этот жакет, а то испаритесь.

Я подчинилась и осталась в платье хотя и роскошном и подходящим для визита к высочайшей особе, но всё же слишком облегающем, по последней моде. Если носить с жакетом, всё прилично, а так королева-мать могла бы счесть меня легкомысленной барышней, у которой в голове идеи о женском равноправии.

Всё так и было, за исключением одного: легкомысленной я не была.

Королева скользнула взглядом по моему наряду, но замечания не сделала, лишь проронила:

— Мы с вами нечасто виделись, Ниара. Боюсь, я безбожно устарела в этом золочёном дворце.

— Ваша милость всегда были для меня примером стойкости и отваги в повседневных делах, — ответила я прямо и решилась взглянуть в усталое, изборождённое вертикальными морщинами, покрывающими впалые щёки, лицо.

Королева Клотильда была кроткой от природы, я видела её душу: она как треснувший сосуд с драгоценным маслом, которого скопилось на дне так мало, что не каждый сразу поймёт, каким сокровищем обладает.

— Оставим это, — мазнула она рукой, унизанной жемчугами. Чёрные жемчужины — символ тайной силы, и меня всё время подмывало спросить: а не обладает ли она ведьмовским даром, как моя прабабка?

Конечно, ничего подобного вслух не произнесла. Покорно шла на шаг позади королевы-матери, пока слуги не открыли двери в прекрасный цветущий сад, полный аромата вишнёвых цветов.

— Присядьте, Ниара, здесь у многих кружится голова, — услышала я властный приказ и подчинилась, опустившись на ближайшую каменную скамью, нагретую солнцем.

Королева-мать неслышно села рядом и вздохнула полной грудью, вмиг помолодев лет на десять.

— Мне доложили о вашей просьбе, но я считаю её неуместной. Вы в трауре по жениху, не время перебирать драгоценные рубины и золотые тиары.

Нет, так просто я не сдамся!

— Ваша милость, простите мне дерзость, которая сейчас слетит с моих губ, но я откроюсь вам, — продолжила я быстро, призвав на помощь всю свою силу, вздыбившуюся в крови при запахе магии сада. Сомнений не было, только желание поскорее пустить её в дело. Давно я не испытывала ничего подобного! — Сокровищница Двуликого зовёт меня. И пока я не вступлю под её прохладные своды, будут новые жертвы, ваша милость!

Проклятый этикет, не позволявший сказать королеве-матери всё как есть! Мол, я не такая как вы или как мои сёстры, я рождена не для того, чтобы терпеть мужа-сифилитика и рожать нежеланных детей!

Я не готова заточить себя в тёмной комнате с плотными шторами, куда никогда не проникает