Тут у нас разгорелся ожесточённый спор. Я настаивал, что в Игру следует идти мне: семьдесят два года, терять нечего, к тому же у меня присутствует сильная мотивация — спасти Адель, ты же понимаешь, как это для меня важно!

Иван вежливо, но обоснованно возражал: как раз возраст — главное препятствие. Не та реакция, вы споткнётесь, если не на первом же, то на втором ядозубе, а против маглора у вас вообще шансов нет. Попутно выяснилось, что сам Иван почти три года ходил в секцию фехтования.

— Это ещё зачем?

— Схватки в фехтовальных поединках стремительные, вырабатывается скорость реакции, полезно потом и при физическом контакте, и при огневом.

— Неужто приходилось стрелять?

— Пока нет, слава богу, но зарекаться не следует... Давайте вернёмся к теме. Конечно, меч — не шпага, с которой я в основном имел дело, но базовые навыки те же самые.

А что касается личных мотивов, тут Иван, уткнувшись в распечатку, стараясь не встречаться со мной взглядом, сообщил, что три дня назад ему позвонила Адель (откуда, интересно, узнала номер? Впрочем, думаю, заглянула в мой телефон) и при встрече прямым текстом предложила ему, как он, щадя меня, иносказательно выразился, «близкие контакты третьего рода», если Иван, в свою очередь, поможет ей разобраться с одной хитрой Игрой, которой она увлеклась.

— Слово «Игра» она произносила как будто с заглавной буквы, — заметил Иван.

Причём возникло у него подозрение, что аналогичное предложение Адель делала не только ему.

У меня действительно перехватило дыхание. А Иван, не отрываясь от карты, ощерился, будто намереваясь впиться зубами во враждебную плоть. У него, по-видимому, тоже произошёл перелом. Я видел, какими глазами он смотрел на Адель. Однако Иван с приступом агрессии тут же справился, и голосом, где совершенно отсутствовали эмоции, сообщил, что существует ещё один фактор, который следовало учесть:

— За мной следят.

Я вздрогнул:

— Свои?

— Трудно сказать... Но не похоже... Слишком часто они меняются и слишком легко их засечь. Хотя свои тоже... знаете... мне кажется, что по крайней мере какая-то их часть уже включилась в Игру... Но тут — нет, тут что-то иное...

Далее Иван высказался в том духе, что, судя по материалам, которые он тщательно изучил, маглоры в своей экспансии предпочитают действовать в основном ненасильственным образом: это проще, привлекает меньше внимания. Но если кто-то начинает оказывать им сознательное сопротивление, если представляет угрозу, реальную или потенциальную, то возникает защитная, постепенно усиливающаяся реакция — так лейкоциты собираются вокруг инородного тела, попавшего в организм.

Я прищурился:

— Интересная мысль.

Теперь мне стало понятным, почему Иван, проскользнув в квартиру, прежде всего внимательно, стоя у окна сбоку, оглядел двор, куда выходила парадная. А потом, из другого окна, уже в гостиной, осмотрел переулок, где словно застыла вдоль тротуара цепочка машин. А интересна эта мысль была тем, что если наблюдение, сделанное Иваном, верно, то получается, что у Игры нет разума: она представляет собой именно вирусную систему, способную лишь на самые примитивные типы реакций. Это следовало обдумать, впоследствии, сейчас данный факт особого значения не имел. Тем не менее я заметил, что мы разговариваем, понизив голос. Иван это тоже заметил, усмехнулся:

— Пуганая ворона куста боится. — Обвёл взглядом комнату, потянулся к стене, включил радио, пощёлкал программы, нашёл какую-то музыку. — Маловероятно, что здесь организовали прослушку, но бережёного бог бережёт...

В одном Иван, безусловно, прав: времени у нас почти не осталось. Игра быстро распространялась, захватывая всё новые и новые территории. Я не знал, насколько глубоко она проникла в организацию, где служил Иван, но не сомневался, что геймеры там уже появились. И также не сомневался, что появились они и в администрации города. Боже мой, да что там наша убогая администрация! Судя по тому, как изъяснялись Ева или Арсений, обширные очаги Игры давно проникли и в Европу.

В общем, Иван сказал, что на подготовку ему потребуется ещё неделя. Он хочет как следует, до автоматизма проработать весь начальный маршрут, по крайней мере, довести его до канала (рубеж Коломенского района), до Трёх мостов: обидно будет споткнуться на какой-нибудь ерунде.

— Надеюсь, неделю мы продержаться сумеем. И, кстати, как там у нас насчёт кофе?

Странная это была ситуация, она тоже запечатлелась у меня в сознании, словно выделенная особой подсветкой: разгар дня, блистающее летнее солнце, распахнутые настежь окна, детские голоса и крики, доносящиеся со двора. Город жил обыденной жизнью. И в это время два человека, в здравом уме, сидя в гулкой квартире, по которой, колыша шторы, гуляли лёгкие сквозняки, вполне серьёзно, точно заговорщики, на пониженных голосах обсуждали, как им спасти человечество.

Кофе мы тогда выпили немеренное количество, обсудив попутно массу посторонних вопросов. Может ли Игра захватить весь мир ? Тут мы оба сошлись, что да, разумеется, может: большинство людей жаждет именно чётких и ясных правил социального бытия, свобода им не нужна, она влечёт за собой ответственность. И можно ли будет «зрячим», не геймерам, жить в порабощённой стране? Конечно, можно, рецепт: поведенческая мимикрия, ничем не выделяйся, действуй, как все. Не является ли аналогом нашей Игры «юридическое общество» Запада — когда на каждый жизненный случай создаётся закон? Я с этим не согласился: закон можно изменить или вообще отменить, но в том-то и дело, что правила Игры скорректировать нельзя. И в завершение — как добраться до Башни, создающей маглоров: взорвать, сжечь, разломать?

— Не представляю, — честно сказал Иван, — знаю одно: чтобы победить, надо сражаться.

Неизвестно, до чего бы мы в итоге договорились, но около пяти вечера у Ивана замурлыкал сотовый телефон.

— Слушаю... Что?..

Я увидел на нём застывшую маску вместо лица. Томительно тянулись секунды.

А затем:

— Хорошо. Понял, — сказал Иван, ровным, словно отшлифованным, голосом подавляя возбуждение собеседника, и, помедлив мгновение, нажал кнопку отбоя. Перевел тёмный взгляд на меня.

— Они всё же его достали. На платформе «Площадь Восстания», столкнули под поезд.

Я даже не стал спрашивать, о ком речь. И так было понятно, что это о Хухрике. Я пробормотал:

— А это значит...

— А это значит, что недели у нас нет, — сказал Иван.

Затаив дыхание, я