смотрел, как Иван продвигается в зеленоватой атмосфере Игры. С локализацией повезло: он вошёл в игровое пространство неподалёку от Сенной площади. Это составляло чуть больше половины пути до Башни. Видимо, где-то в этом районе находилась квартира, которую он специально для данной операции снял. Удача, несомненно, удача! Инсталляция хоть и была, как правило, привязана к месту физического нахождения игрока, но всё же существовал и ощутимый разброс. Иван рисковал очутиться чёрт знает где: возле Невского, например, или в переулках у Исаакиевского собора. Сразу после входа в Игру он прихлопнул двух синхронно прыгнувших на него ядозубов. Почему ядозубы сработали в паре, я объяснить не мог. Подразумевалось — по крайней мере, так я понимал, — что в начале Игры они должны появляться поодиночке. Или это тот самый пропорциональный рост, о котором рассказывал Хухрик? Ведь Иван на этой неделе в Игру не раз заходил, очки набирал, увеличивал рейтинг, значит, ему положен более высокий уровень сложности.

Реакция у него была потрясающая. Иван выглядел сейчас как подлинный воин: в лёгкой броне, состоящей из полупрозрачных золотистых чешуек (движений они, по-видимому, не стесняли), на поясе с левой стороны — меч, с правой — ещё один нож, пока не использованный (лезвие первого растворилось в крови ядозуба), в руках — арбалет (когда он успел его зарядить, я тоже отследить не успел).

Картинка была изумительно ясной. Мы с Иваном договорились, что на время операции я надену очки, сопряжённые с ноутбуком Адели, для объёмного видения (сам я пребывал, естественно, у себя), но контактные чипы ни в коем случае подключать не стану. В этом случае, как он объяснил, я получу возможность следить за Игрой, но при этом останусь вне игрового поля. Говоря проще: я никого убить не смогу, зато и меня тоже никто не убьёт.

Мне отводилась скромная роль наблюдателя.

Так что я всё видел яснее ясного. И не только видел, мы даже переговариваться могли. Хотя, добавлю, голос у Ивана был какой-то картонный, на фальцете, утрированный, словно у персонажа мультфильма. Или так и было задумано? Но визуал Игры в самом деле был исключительный: фантастическая достоверность текстуры, стереоскопия, эффект присутствия, каждый дом, каждый камень, каждая травинка представали такими, какими и должны были быть. Я замечал пыль на стёклах, мелкую рябь в канале.

Однако больше всего поражало, как легко и непринуждённо Ивану удаётся идти. Двигался он, словно танцуя, тут же схватывая окружающее и предугадывая опасности, возникающие одна за другой. Вот он прихлопнул ещё одного бородавчатого ядозуба, тот шлёпнулся об асфальт и раз­валился на пиксели. Вот уложил чупакабру, бредущую как бы рассеянной, обманчиво безопасной походкой. Без проблем отбился от трёх взвизгнувших игл дикобраза и сразу, вроде бы и не целясь, навскидку, всадил ему стрелу прямо в глаз. Пробираясь через мрачную, в пятнах плесени и потёках, узкую и извилистую вереницу сквозных дворов, он шагнул под арку, тут же, не задумываясь, отскочили, переждав, пока осядет облако пыли от тонны рухнувших кирпичей, осторожно перебрался через завал. Думаю, я не добрался бы и до арки. А Иван, между тем, ухитрился, как по канату, натянутому под куполом, прокрасться по узенькой тропочке между тремя хитро устроенными ловушками и подобрать хрустальный кувшинчик с магией — она, пробежав по нему синими искрами, впиталась в кожу.

Несколько растерялся он, лишь когда поднялся с какого-то лежбища носорог размером с трамвай и, взрыкнув нутряным басом, ринулся на врага. Откуда это страшилище? Я не помнил, чтобы такой персонаж присутствовал в методичке у Хухрика. Но он же предупреждал: Игра обладает конфигуративной спонтанностью, сама выбирает наиболее эффективную стратегию сопротивления, может создавать самые неожиданные варианты. Здесь, скорее всего, был именно такой случай. Стрела, выпущенная из арбалета, звякнула и отскочила от костяных бляшек, покрывающих тушу. Я вздрогнул, почувствовав, что Иван еле успел увернуться: опасно заточенный рог вспорол воздух буквально в миллиметре от его тела. Самого Ивана отбросило метров на пять ударом массивного бока. Он даже на ногах не сумел удержаться, перекатившись по асфальту брошенным веретеном. А пока поднимался и от сотрясения приходил в себя, носорог развернулся и снова ринулся в атаку. Несмотря на ужасающие размеры, двигался он весьма проворно. Хоть я взирал на схватку со стороны, ощущал, как земля подрагивает от топота тумбообразных ног. Впрочем, это мельком, действительно со стороны, поскольку лихорадочно, роняя страницы, листал распечатку: неужели про носорога так-таки ничего и нет?

Однако Иван справился без подсказки. Он вытянул руки вперёд, как бы упёршись в стену растопыренными ладонями, по телу пробежала быстрая судорога, он весь напрягся, окаменел — и тут с пальцев его, из-под ногтей, заструились синие молнии, охватившие носорога ярким огнём. Тот резко затормозил, проехав ногами-тумбами по асфальту, остановился, поводил туда-сюда массивной башкой, неуверенно покачиваясь, переступил влево-вправо и вдруг с шумом, со свинячим хрюканьем рухнул в яму-ловушку.

Взлетел фонтан жидкой грязи, комки её с чмоканьем начали шлёпаться на асфальт, и через секунду бугристая туша исчезла.

— Молодец!.. — крикнул я, наконец выдохнув из груди напрочь перегоревший воздух.

Сердце у меня колотилось.

А Иван развёл руки и, как артист, поклонился:

— Аплодисменты!.. — игриво помахал он. —Между прочим, ещё триста долларов на счету.

Напрасно он так расслабился.

Уже в следующее мгновение мы, помоему, одновременно заметили, что на всём пространстве Игры воцарилась какая-то нехорошая тишина: ни звука, ни движения, ни колебания воздуха, словно опустилось на нас невидимое, но толстое, обморочно-душное одеяло. Справа, за каналом, возвышался Никольский собор, деревья на бульваре, отделяющем его от улицы, почернели и скорчились, как бы обуглившись. Слева находилась галерея Торговых рядов, под арками их скопилась чернильная тьма. Из этой тьмы, из этой непроницаемой черноты, видимо, порождённый и напитанный ею, выделился продолговатый сгусток — уплотнился, приобрёл почти человеческие очертания и — шагнул прямо на середину улицы, преграждая дорогу.

 Из верхней части его, где постепенно проступало лицо, вырвалось длинное прерывистое шипение. Будто высунулся змеиный язык. Так я впервые увидел маглора.

Но не о нём я подумал в эту секунду. Другая мысль вспышкой озарила сознание. По-моему, я даже негромко вскрикнул. И даже чуть не сорвал с себя дугообразные игровые очки.

Как там Адель?

Из переписки в сетях:

...Братцы! Вот это игруха! Как сел на неё, так и уехал. Ничиго такого раньше не знал. Ни вру ни скока! Кто ещё не распробавал давай сюда!