И тебе хорошо, и… – микроскопическая пауза, и его ладони всё-таки осторожно скользнули на мой живот, – и малышу полезно.

Сердце сбилось с ритма – значит, в его планах не только я! И это его МЫ – это про нас втроём. И вообще всё это очень похоже на сказку. На красивый финал непростой истории. Финал с большим уютным домом в новогодних фонариках, запахом свежеиспечённого кекса и мандаринов. Но главное – с заботливым мужчиной и улыбчивым карапузом на руках счастливой, умиротворённой простым семейным счастьем женщины. Это ли не мечта?

Закрыла глаза унимая пульс, стараясь дышать ровно и не поднимать напряжённые плечи. И Роман, словно считав молчаливое согласие, осмелел ещё, прикасаясь плотнее и чувственнее.

– Хх! – захлебнулся вдруг восторженным шёпотом, – он пихнулся! Пихнулся! И ещё! Ну-ка, – рука чуть сместилась, улавливая новые шевеления, – ну-ка, где ты там? Э-эй, держи пять, карапуз!

И я не выдержала. Резко развернулась, спасая живот от прикосновения. Нельзя! Никому нельзя! Только мне и… И… В горле раздулся ком, в носу засвербело. А Роман, снова поняв по-своему, опустил ладонь на мою щёку, шаря глазами по лицу, заправил за ухо прядь.

– Я тоже волнуюсь, Слав. До сих пор иногда кажется, что сплю – настолько невероятно, что встретил тебя… И… – замялся, подбирая слова. – И… – Но слова, видимо, не шли, поэтому он улыбнулся слегка сконфуженно и просто потянулся с поцелуем.

У меня звёзды перед глазами полетели, и удушливым круговоротом зазвенело в голове, когда губ осторожно коснулись губы! А в груди, из самых наболевших недр, вырвалось вдруг такое… горькое!

– Нет! Нет-нет-нет, Ром, нет… – замотала я головой, испуганно пятясь, упираясь спиной в подоконник. Роман непонимающе замер. – Я не могу, Ром… Прости. Прости, я не могу!

Выскользнула из объятий, и к выходу. Роман следом.

– Слав, что? Что не так, Слав?

Пытался меня удержать, но я вырывала локоть, и, плотнее запахивая на груди пальто, едва ли не бежала куда-то вперёд, в дымку собственных слёз.

– Ну куда, ты? Давай довезу хотя бы! – крикнул уже вслед Роман. – Слав!

Всю дорогу до дома я то ревела, то успокаивалась, то начинала дико раскаиваться, что повела себя как дура, а то наоборот, ёжилась, пытаясь избавиться от ощущения чужих ладоней на животе.

Кто кроме Игната имеет право его касаться? Кто смеет говорить с малышом? Кто смеет говорить про нас МЫ и строить планы на НАШЕ будущее?!

Господи, как же я устала ждать, но как мне нужен именно ОН, и никто другой! И как это глупо, но из самого сердца – не просто простить его предательство, а словно бы так в него и не поверить! И вот, факты – одно, а в ушах другое – хриплым, словно на грани отчаяния шепотом: «Просто верь мне, Слав! Чтобы ни случилось – верь!»

Ноги сами понесли вдруг – бегом по усыпанному листьями тротуару и мелким лужицам. Вперёд и вперёд, пока дыхание не зашлось болью в груди, хоть ненадолго заглушая ту другую, непроходящую. Замерла, хватая ртом воздух… И закричала в небо:

– Ну где ты-ы-ы?! Где?

Испуганно шарахнулась женщина с полными пакетами, рассмеялись, неприкрыто пялясь, какие-то малолетки. Чуть замедлил шаг, словно сомневаясь не предложить ли помощь, мужчина в возрасте. Не предложил. Отведя взгляд, так и прошёл мимо. А я… Мне вдруг стало стыдно. Вспомнился ни за что обиженный Роман и мой малыш, которому конечно нужна будет полная семья, а в противовес этому – лишь долгие месяцы полной тишины, словно я никогда и не была знакома ни с Игнатом, ни с кем-либо ещё из Конторы.

Бжикнул сообщением телефон, глянула – от Романа. Помедлила… и не стала открывать. Лишь, оглядевшись, обнаружила, что забрела совсем в другой микрорайон, и пошла обратно. Домой.

Роман писал ещё. Я не читала, но, когда он начал звонить, всё же отправила сообщение, что у меня всё нормально, просто хочу побыть одна.

«Как долго?» – спросил он.

«Думаю, завтра всё будет хорошо» – ответила я.

Но на следующий день, когда он приехал и долго звонил в дверь, я сделала вид, что меня нет. Украдкой проследила как он вышел из подъезда – с цветами и плюшевой игрушкой, поднял голову, вглядываясь в мои окна. И вдруг решительно направился обратно к подъезду. Я замерла, чувствуя абсолютное нежелание вступать в контакт… Но Роман и не стал больше названивать. Просто вскоре вернулся к машине уже с пустыми руками.

Когда он уехал, я выглянула в подъезд – медведь с букетом в лапах сидел у меня под дверью. Такой терпеливый и добрый… но грустный. И я не смогла его не подобрать. Жалко стало – словно это человек, с разбитым сердцем. Словно это… сам Роман?

Разум кричал: «Ну что ты делаешь? Ну кто, если не он? Где ты найдёшь лучше?!»

Сердце невнятно вздыхало.

Разум доказывал: «Он тебя любит – это раз. Он готов принять чужого ребёнка – это два. Ну и три – ребёнок родится сразу в семье, и для него отныне и навеки будет лишь один настоящий отец – Роман!»

А сердце упрямо молчало, не отзываясь ни единой искоркой в ответ.

Тогда в дело вступили жалость с виной: «Ну вот за что ты его обидела? Человек реально хороший, со всем душой к тебе, а ты? Ты в неё плюёшь. Просто представь каково ему сейчас! Разве он это заслужил? Да и потом – ну разве он плох? Симпатичный, заботливый, умный и образованный. Подумай, каким мужем будет! А каким отцом!!! О себе не думаешь, так хоть о ребёнке…»

Но на этой весёлой ноте я сказала: «Хватит!» – и набрала знакомой с фитнеса.

Сбежала от самой себя, зарыла голову в песок, да. Но, как бы то ни было, это помогло отвлечься аж до самого вечера. А уже перед сном, принимая душ, я обнаружила у себя на пояснице припухлость вроде чирья. На всякий случай втерев в неё мазь с антибиотиком, я порадовалась что не болит, а значит, может, и пройдёт само по себе, и легла спать.

Однако под утро проснулась от ощущения покалывания и зуда в этом месте. Машинально коснулась пальцами и обнаружила, что припухлость увеличилась и словно бы вытянулась. Окатило тревогой. То и дело проверяя шишку, буквально поминутно чувствовала, как она твердеет и увеличивается. На всякий случай снова намазала антибиотиком. Погуглила. Выяснила, что образование скорее всего является воспалившейся атеромой* и полюбому надо идти к врачу.

К тому моменту, как я приехала