Воспоминания о прошлом меркнут. Их вытесняют совсем другие картинки. Сам не замечаю, как засыпаю. Усталость берет свое.

Утром меня будит Полинка. Прямо посреди прекрасного эротического сна. Маленькая проказница забирается на кровать и прыгает на ней до тех пор, пока я не отрываю глаза.

— О, ты тозе плоснулся.

Как будто у меня были варианты. Улыбаюсь и со стоном переворачиваюсь на бок. Стояк такой, что мама не горюй. Радуюсь, что на мне штаны, которые неплохо его скрывают. Тянусь за телефоном.

— Бл…ин, доча, только шесть утра!

Полинке эта информация ни о чем не говорит, и она продолжает прыгать на кровати. А вздыхаю, потягиваюсь, пока мышцы не начинают сладко ныть, и спускаю ноги на пол.

— Ты уже была на горшке?

— Угу.

— Я тоже схожу. А ты пока посмотри мультики.

Дочка соглашается и падает на кровать. Она растет счастливым беззаботным ребенком. И это практически полностью заслуга Марьяны. Лучшей матери для Полинки мне не найти, а ведь как все начиналось…

Я узнаю о том, что Марьяна беременна, потому что продолжаю за ней следить. Прошло уже больше месяца, а я никак не могу оставить то, что случилось, в прошлом. Не могу переступить через это все и забыть. Меня, как и многих преступников, тянет к жертве магнитом. Я чертов двинутый на всю голову псих. Хожу за ней, как привязанный, но теперь стараюсь действовать незаметно. Чтобы не нервировать Марьяну или чтобы усыпить ее бдительность. Знать бы… Меня будто замкнуло на ней. И чем больше я её узнаю, тем сильнее становится мое помешательство. Я все чаще думаю о том, что стал для неё первым. Я… Понимаете? К вине, сжирающей меня изнутри, примешивается совсем другое чувство. Чувство собственничества и болезненной ревности.

Знаете, врачебная тайна в нашей стране не стоит ровным счетом ничего, если у тебя есть немного денег. Когда я узнаю, что Марьяна беременна и хочет избавиться от ребенка, то совершенно теряю голову. Просто схожу с ума. И подкарауливаю ее у дома.

— Марьяна!

Она вздрагивает. Оборачивается недоверчиво и отступает на шаг.

— Ты можешь уделить мне минуту? Есть разговор.

Меня немного ведет от эмоций, и, думаю, она это замечает. Прячу трясущиеся руки в карман парки. Киваю в сторону припаркованного чуть в стороне Джипа.

— Мы могли бы выпить кофе или…

— Говори, что хотел, и убирайся.

Она нервничает. Озирается по сторонам.

— Разговор не быстрый. А на улице собачий холод. Давай хоть в машину сядем?

Я совершенно не преувеличиваю. Погода и впрямь — дерьмо. Не на шутку разошлась метель. Видимость практически нулевая, а температура и дальше падает.

— Ладно, — наконец соглашается она. Я осторожно обхожу ее, распахиваю дверь и выдыхаю, лишь когда она садится в машину. — Что ты хотел? — спрашивает нетерпеливо, когда я сажусь рядом. А я не знаю, как начать. Обхватываю руль и нервно постукиваю по нему большими пальцами.

— Как ты себя чувствуешь? — захожу издалека.

— Нормально.

Оборачиваюсь. Скольжу взглядом по ее бледному лицу с покрасневшим от холода носом. В машине жарко, Марьяна стаскивает вязаную шапку с помпоном, по ее плечам рассыпаются волосы.

— Тебя не тошнит, я не знаю…

Лицо Марьяны каменеет по мере того, как до неё доходит, куда я клоню.

— Ты что… Ты опять за мною следил?

— Я просто хочу знать, как ты себя чувствуешь. Разве это плохо?

— Ты больной! Ненормальный просто, — губы Марьяны дрожат. Она нащупывает ручку, но прежде чем успевает ее нажать, я блокирую замки. Марьяна захлебывается воздухом. Резко оборачивается ко мне. И я буквально тону в панике, плещущейся на дне её глаз.

— Больной, потому что интересуюсь твоим самочувствием? — облизываю пересохшие губы я.

— Так. Ладно… — Марьяна прикладывает к вискам пальцы и делает несколько размеренных вдохов. — Ты в курсе, что я…

— Что ты беременна? Да. И что ты хочешь избавиться от моего ребенка, тоже в курсе.

Она вздрагивает. Бросает на меня еще один панический взгляд.

— И… что же ты хочешь?

— Чтобы ты этого не делала.

— Прости?

— Я хочу, чтобы ты этого не делала.

— Серьезно? Думаешь, я всю жизнь мечтала о том, чтобы родить от такого урода, как ты?

Мне нравится бойкий темперамент Марьяны. Нравится, что она не лезет за словом в карман, когда забывает бояться. Мне не нравится только то, что она задумала. Поэтому я отвечаю:

— Нет, Марьян. Я так не думаю.

— Тогда чего же ты от меня хочешь?!

— Хочу, чтобы ты родила.

Несколько секунд она смотрит на меня, открыв рот. А потом бросает короткое, но такое емкое:

— Нет! — и добавляет: — А теперь открой…

— Послушай, я не прошу тебя любить этого малыша, не прошу воспитывать. Ты можешь отдать его мне, и, клянусь, больше ты меня не увидишь. — Мое сердце колотится, гулким эхом отдавая в ушах. Только озвучив это все, я понимаю, чего реально хочу. Сжимаю руки в кулаки и говорю твердо: — Я прошу тебя дать ему жизнь.

— Жизнь? Ты серьезно? Да ему лучше не родиться, чем жить с таким уродом, как ты!

Ее слова бьют наотмашь. Я окончательно утрачиваю связь с действительностью. Выкручиваю руль, жму на газ, напрочь игнорируя крики Марьяны. Я уже будто не здесь. Прихожу в себя, лишь когда она набрасывается на меня с кулаками.

— Успокойся. Ты навредишь ребенку, — хриплю я, закрываясь рукой от ее ударов. Они такие слабые, что вряд ли могут меня остановить, а вот вести машину мешают.

— Ребенку? Ребенку?! — орет она во все горло. Обхватывает голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, шепчет: — Если я не приду домой, мама забьет тревогу!

— Твоя мать в санатории.

Включаю дворники и сбрасываю скорость, потому что гнать в такую погоду — самоубийство.

— Но… как? — в ее глазах отчаяние и страх, в моих, наверное, одержимость…

— Это я помог ей выбить путевку.

— Что? — жалко всхлипывает Марьяна.

— Я же говорил, что хочу тебе как-то помочь. Твоя мать нуждается в санаторном лечении. Когда я об этом узнал, то все организовал в лучшем виде.

Губы Марьяны дрожат. Она закрывает ладонью рот, чтобы не зарыдать в голос, но слезы все равно текут по ее лицу соленым беспрерывным потоком.

— Чего ты добиваешься? — всхлипывает она. — Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?

— Ничего, кроме того, что уже озвучил.

— Я не инкубатор, Балашов! Я не чертов инкубатор! Хочешь ребенка — обратись к суррогатной матери. А меня… оставь в покое!