– Это написано на древнегреческом? – Неотразимо прекрасные глаза мистера Маккаррена снова устремились на нее, требуя объяснения.

– Да. Я нахожу, что многие тонкости математических теорий теряются при переводе с одного языка на…

– А здесь персидский текст. – Шеймус взял еще одну из ее книг.

– Да, персы были самыми лучшими матема…

– А это китайский? – осведомился он, удивленно поднимая брови.

Почувствовав необходимость защитить свои книги… и саму себя, Джульет вскочила и протянула руку за маленьким красным томом.

– Пожалуйста, осторожнее с этой книгой, мистер Маккаррен. Она очень старая, и я еще недостаточно знаю китайский, чтобы полностью разобраться в теориях. Недавно я попросила учителя, чтобы он помог мне сделать перевод…

У Джульет перехватило дыхание, когда ее речь перевили восхитительные губы Шеймуса Маккаррена.

Запустив пальцы в строгий пучок, он притянул ее голову к себе и прижался губами к шее. Но прикосновение его большой ладони к щеке взволновало ее не меньше, чем требовательные губы.

Джульет закрыла глаза, потрясенная тем, как этот поцелуй отличался от поцелуев Роберта Барксдейла.

Этот мужчина был самоуверенным и умелым. Он знал, как обольщать женщину, заставляя ее желать чего-то большего, какого-то одного заключительного штриха. У леди Первилл начинала кружиться голова, и не только от поцелуев… она совершенно растерялась.

Почему мужчина с таким опытом, как у мистера Маккаррена, захотел поцеловать ее? И ответ стал ей ясен.

– Прекратите!

Маленькая леди Джульет толкнула его в грудь с такой силой, что Шеймусу, чтобы не упасть, пришлось на шаг отступить. Он с изумлением смотрел на девушку, удивляясь тому, что он только что сделал. Его грудь и губы горели, словно обожженные прикосновением к ней.

Девушка вздернула подбородок, сжала челюсти и посмотрела на него:

– Я понимаю, что вы не желаете работать вместе со мной, мистер Маккаррен, но я полагала, что такая тактика ниже вашего достоинства.

– Нет, – возразил Шеймус, в смятении от того, что леди могла так подумать, а он был не в состоянии объяснить свой поступок… даже самому себе. – Вы неправильно поня…

– Но могу вас уверить, что министерство так легко не избавится от меня, – не слушая его, возмущалась леди. – Видите ли, мистер Маккаррен, брак моей матери с этим ублюдком, моим отцом, послужил для меня прекрасным уроком. Уроком настойчивости. И желаете ли вы этого или нет, сэр, я буду продолжать трудиться в этом кабинете, и ничто не остановит меня.

Сделав это заявление, Джульет, подобрав нелепые коричневые юбки, снова уселась за свой заваленный бумагами стол. Шеймус огляделся. Он был настолько потрясен своим поступком, что не мог двинуться с места.

Он не только не знал, что сказать, но ему теперь ничего не оставалось делать, как сидеть в одной комнате с этой женщиной, с которой он только что позволил себе некоторые вольности, и делать вид, что ничего не произошло.

А что касается того, почему он позволил себе такие вольности, мистер Маккаррен не имел ни малейшего представления.

– Как пожелаете, – проворчал Шеймус, не зная, что еще можно сказать.

Сидя в своем кресле, он незаметно ладонью потрогал лоб и, к своему огорчению, не ощутил лихорадки. Краем глаза Шеймус взглянул на Джульет, недоумевая, что заставило его поцеловать ее.

С ее неприглядного платья, с ее серого лица его взгляд перешел на ярко-синие глаза и красные, как вишня, губы. И когда эти пухлые губы шевелились, ему хотелось… Нет, он не мог удержаться, он просто вынужден был поцеловать эту женщину.

Конечно, он болен.

– Будь моя воля, мистер Маккаррен, мы бы вообще не работали вместе.

Что она говорит? Он повернулся и стал слушать.

– Я пробыла здесь два дня, и вы ничего путного не делали, а были только помехой в моих попытках разгадать этот французский код.

– Был чем? – оскорбился он.

Леди Джульет перестала писать и развернула свой стул так, чтобы видеть Шеймуса.

– Помехой, препятствием. Конечно, вам, как эксперту, это слово часто попадалось.

Прежнее унижение мистера Маккаррена померкло перед продолжавшимися оскорблениями.

– Я знаю это слово, леди Джульет.

– Гм… – Она задумалась, выражая сомнение.

– Более того, – Шеймус пытался быть рассудительным, – если мы должны продолжать работу вместе, я предлагаю обсудить, как мы…

– Не надо.

– Простите?

– Не надо этого «работать вместе». Каждый пойдет, так сказать, своим путем. – Леди Первилл расправила плечи, как будто была самой рассудительной женщиной на свете. – У меня есть вся информация, собранная министерством, касающаяся этого «кода Э». Вы на данном этапе… лишний в моем расследовании, и ваши постоянные попытки выжить меня отсюда доказывают, что вы едва ли окажете мне существенную помощь.

– Мои попытки вас выжить? Существенную помощь?

– Я не нахожу другого объяснения вашему поцелую.

Естественно, у него объяснения тоже не было.

– И может быть, вы привыкли, что женщины падают в обморок от вашего ослепительного вида, но у меня просто нет для этого времени. Как вам известно, мне надо разгадывать этот код. – Девица встала, разложила бумаги на своем столике и расправила свои ужасные юбки. – Дело в том, что я разработала направление, в котором надо вести расследование, и я должна сейчас этим заняться.

Леди покинула кабинет, а Шеймус все еще смотрел на дверь, когда мистер Хабернети вошел с утренним кофе.

– Никакого кофе сегодня, Джеймс. – Шеймус отмахнулся. – Думаю, я поработаю дома.

– Все в порядке, сэр?

– Все прекрасно, – сказал Шеймус, что не соответствовало его настроению. – Да и нечего нам здесь делать, пока в понедельник не выйдут газеты.

Другой отговорки он все равно не мог придумать. Шеймус шагнул к двери, но Джеймс остановил его:

– А следует ли сегодня ожидать леди Джульет?

Чувствуя укор совести, Шеймус взглянул на стол и то место, где они стояли, когда он целовал Джульет Первилл.

В замешательстве он покачал головой, напрягая свой разум. Вероятно, существовало новое направление в расследовании, которое он просмотрел.

– Понятия не имею, куда отправилась эта леди, – наконец признался он своему секретарю… и себе самому.

Джульет, стоя на ветру на ступенях министерства, пыталась успокоиться. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы оставаться в комнате после того, как мистер Маккаррен поцеловал ее. Ноги стали ватными, и леди Первилл села, молясь Богу, чтобы этот человек не заметил, что руки у нее дрожат, как листья на холодном ветру.