Бросить всё и уйти; и идти к городам, пока есть силы – ну а потом можно упасть и умереть. На это она бы согласилась. Умереть где угодно, но не в Белой Земле.

– Врёшь. Тебе всегда было тяжело в этом доме. Даже когда ты успокоилась – отца, может, обмануть и смогла, но я-то по глазам всегда видела, какая ты.

– И какая? – спросила Джей без интереса.

Неважно, что скажет ей гость. Они видят её боль и страхи. Знают, как ответить, чтобы её сковало ужасом… и чтобы она сдалась.

И это не Лина. Это кто-то чужой в образе её сестры.

Лина-гость помолчала, усмехаясь своим мыслям.

– Ну, например. Помнишь, где-то за год до засухи у нас зацвели розы? И мы собирали их целое утро. Вернулись с кучей уколов…

Молчание. Джей не собиралась отвечать, хотя помнила слабо.

– Ты постоянно ругалась, при каждом уколе. Хотя мы все должны уважать растения, уважать цену, которую платим за их дары, но ты… Нет, ты ругалась, и злилась, и причитала, и даже хотела всё бросить и уйти в дом. Еле угомонилась тогда. – Лина-гость засмеялась, видимо пытаясь копировать смех её настоящей сестры. Получалось не очень: сквозь этот смех пробивалось что-то потустороннее, злое. – И такого очень много было. Ты никогда не была одной из нас. Тогда почему… Почему ты единственная, кто остался?

– Какая тебе разница? – устало пробормотала Джей, закрыв глаза.

Она попыталась представить себе настоящую Лину: горделивую и самоуверенную, тонкими пальцами, перебирающими волосы, и с какой-нибудь книгой в руке. Какой-то из тех, что мешками хранились у неё в комнате, с потёртыми краями и сероватого или бурого цвета. На эти книги маленькая Джей фыркала и плевалась – и посмеивалась над сестрой, которая совершенно не умела их хранить.

Лина – это волосы. Длинные и шелковистые, с золотистым оттенком, в которые она без устали втирала самодельные смеси, от которых волосы её пахли шафраном и кедром.

Лина – это движения. Пальцы, поправляющие прядь; улыбка, озаряющая утро.

Лина – это медленная речь, попытки подобрать правильные слова под любые ситуации. Это красивые слова.

Лина – это восхищение, и Джей пыталась сделать из неё пример для подражания, но всё, что в итоге получалось, – это либо ей завидовать, либо её любить.

– Да никакой, в общем-то, – ответила Лина-гость. – Просто интересно. Ты такая упёртая, всё как обычно. Но я никогда бы не подумала, что эта твоя противная черта дойдёт… до таких размеров.

– Я дома, охраняю деревню. Я на своём месте.

Образ Лины восставал из темноты закрытых глаз: вот она усмехается, дёргает головой и резко поворачивается назад, взмахивая волосами. Этот образ был почти живым, и Джей зажмурила глаза посильнее, сжала кулаки, пытаясь заставить мозг окончательно оживить сестру. Заставить её бегать, танцевать, читать книги. Пытаясь почувствовать запах её волос и услышать те самые вздохи.

– Дорогая Джей, мы обе знаем, что это не так. Ты просто похоронила себя настоящую. Но от этого твоя суть не поменялась. Как видишь, даже здесь ты нас всех перехитрила. Сказал бы мне кто ещё год назад, что ты будешь единственной в Белой Земле…

И смех.

Этот смех не имел ничего общего с настоящей Линой. Он напоминал злобу и насмешку, отдавал её жарким дыханием, пробирался в нос и в горло. Всё казалось неправильным. Каждое движение, каждый тон голоса. От этой неправильности кружилась голова и хотелось срочно что-то сделать: встать, убежать, повернуться и прислониться грудью к стене.

Вместо этого Джей встала и медленно пошла на выход из комнаты.

– И куда ты от меня уходишь? – со смехом спросила «Лина».

– Подальше от тебя, – пробормотала Джей, прекрасно зная, что гость просто пойдёт за ней.

Она ничего не могла с собой поделать. В четырёх стенах с гостем она чувствовала себя как в клетке.

Коридор, лестница. Одна ступенька за другой – и вот Джей уже стояла у двери, сжимая холодную золотистую ручку. За дверью стояла мрачная тишина.

– Что ты собираешься сделать?

– Я… охраняю… деревню. Я выполняю свой долг, – голос Джей был тихим и хриплым. Она повернула ручку и рванула дверь на себя, впуская в дом сухой жаркий воздух.

Постояв в нерешительности, Джей пошла вперёд. Дома соседей молча смотрели на неё, и она увидела в окнах гостей: некогда своих знакомых, протягивавших к ней руки.

Она вышла на тропинку, развернулась спиной к лесу и медленно пошла вдоль домов, стараясь смотреть только на горизонт. Лина неотрывно следовала за ней.

– Кажется, что от девочки Джей ничего не осталось, да?

– А когда ж она была? – пробормотала Джей.

Те времена были покрыты серой дымкой. Всё до ухода Лины исчезло. Их детство? Спокойная жизнь в Белой Земле? Хорошая погода?

Нет, не было ничего.

Джей пыталась иногда пробраться сквозь этот туман, это мутное озеро, но всё, что ей удавалось, это вызвать у себя тошноту. Живот скручивало, а в груди зарождался такой плотный комок боли, что приходилось силой отгонять от себя любые образы из недавнего прошлого. Воспоминания жгли. С тех пор они были под запретом.

И маленькой Джей тоже никогда не существовало. Она родилась здесь, в засухе и разломах, сразу несчастной и взрослой – и несчастье это застревало в груди и осыпалось пеплом по сухой земле.

– Могу рассказать тебе, какой ты была.

– Да что ты вообще обо мне знаешь! – Джей даже усмехнулась.

Они прошли дома её соседей и дошли до пустого холма, где росло несколько покосившихся, обронивших все листья чёрных деревьев. Над ним ярко светило солнце. Джей прикрыла глаза рукой, пытаясь разглядеть хоть какие-то признаки жизни на деревьях, – но нет, они все были мертвы.

– Ты меня не бойся. Я не причиню тебе вреда. Не смогла бы, даже если бы хотела.

– Что… Что ты имеешь в виду?

Джей давно уже перестала бояться Лину-гостя: гнев и испуг притихли, затаились в глубине её души, заняв своё место рядом с комками несчастья и боли. Все эти чувства скатились бы в один огромный ком и непременно вылились бы наружу – но не сейчас.

Сейчас перед ней была копия её сестры, враг, уничтоживший деревню, родителей и всю её жизнь.

«Но родители же»

– Заткнись! – крикнула Джей, запрокинув голову.

Но обращалась она не к небу. Она обращалась к самой себе.

Лина всё так же не моргала и не двигалась. Смотрела на неё красными огоньками, возможно даже не осознавая, что происходит.

Как же много боли.

– В общем, – с тяжёлым вздохом начала Джей, когда к ней вернулись силы говорить, – что мне сделать, чтобы вы остановили засуху и ушли? Скажи что? Я всё сделаю.

Лина-гость широко и медленно улыбнулась, обнажив чёрную пропасть вместо зубов. Джей замерла, глядя в эту пропасть.

Что делать. Что делать.

Что…

«Мать-земля, спаси нас и дай нам плоды, чтобы жить, процветать и восхвалять тебя снова и снова…»

– Милая моя, почему ты думаешь, что это я устроила засуху?

– А кто ещё?

– Точно не я. Мне вообще всё равно. Я пришла сюда уже после засухи.

Тишина. Джей не дышала.

– И вообще, мы немного отдалились от темы, тебе не кажется? – улыбнулась Лина-гость, в последний раз показав свою чёрную пропасть.

Невыносимо было думать, что настоящая Лина где-то там, за пределами Белой Земли, и живёт свою жизнь, и ест, и пьёт, и дышит здоровым прохладным воздухом, даже не подозревая, что её облик украла эта… сущность.

Джей глубоко вздохнула и пошла дальше, мимо холма. Впереди виднелась пустая площадь, за ней – улица ремесленников. Раньше там кипела жизнь: постоянные возгласы, крики играющих детей, причитания матерей о высоких ценах. Кто-то громко торговался, кто-то волок за собой огромные пакеты с продуктами.

Теперь всё было мертво.

– Кто ты?

– Твоя сестра. Частичка тебя. – Лина-гость вздохнула, идя почти вплотную к Джей. – Думаешь, мне нравится в этом теле? Я не могу его поменять, потому что меня в нём держишь ты.

– Я?

Из всех догадок Джей это была самой нелепой. Догадка о том, что она сама могла создать этих гостей. Но это значило, что Джей виновата в гибели деревни… и в засухе… и во всём, что случилось.