class="p1">– Ты. Меня к тебе что-то притягивает, и я… ну, я не знаю. Но я точно не устраивала никакую засуху. Я появилась после неё.

Ком в груди становился несносным. Таким тяжёлым, что впору было лежать и выть. Каждое движение давалось с болью, каждый вздох отнимал у неё и без того редкие силы. Тело ослабело и обмякло, и Джей еле держалась, чтобы продолжать идти и не падать на землю.

Хотя… Она могла бы сделать это, удариться головой посильнее и умереть. И никакого выживания, никакой засухи, никакой Белой Земли.

«Ты же, помнится, хотела её защищать?»

Это непосильная задача. Никто не вправе просить её об этом. Ни одного живого человека.

«Если ты умрёшь здесь, ты останешься такой же бесполезной, как и всегда».

Но это… Это было неправдой. Настолько, что сжималось горло и щипало глаза, настолько, что разрывалось сердце.

Поблёкли все краски.

Бесполезной. Она здесь единственная, и кто-то смеет звать её бесполезной.

«Ты всегда можешь поговорить об этом с сестрой. Ну, той самой, которая сильнее и талантливее тебя».

Но сестры здесь не было. Только гость.

«Гость в твоей деревне, и ты ещё смеешь утверждать, что ты не бесполезна».

– Не мешаю? – поинтересовалась Лина, и на этот раз Джей была ей благодарна.

– Заткнуть этот голос ты всё равно не сможешь, – усмехнулась она.

«Ты уже ведёшь любезные разговорчики со своими злейшими врагами».

– Он со мной с детства.

– Ты часто замирала посреди разговора. Или ещё чего-нибудь. Просто останавливалась и смотрела куда-то в одну точку. Это было жутко, я тебя даже побаивалась.

Лина её… боялась.

Страшно представить, но она совсем не помнила своё время с сестрой. Детство и их ссоры – да. Но что было дальше… Какой была Лина, когда подросла, когда наступила засуха, – это было скрыто (или защищено) пеленой боли.

– Расскажи мне ещё что-нибудь.

Джей ненадолго закрыла глаза, пытаясь представить себе какой-нибудь образ из детства. Лина начала ей что-то рассказывать, но Джей ни на чём не могла сосредоточиться.

Детство.

Время, которое она забыла, но одно это слово растворяло противный ком. Возвращались краски. И во тьме её закрытых глаз рождались образы – белой травы, зелёной травы, низких деревьев и колючих стеблей роз. Огромные белые поля, за которыми едва-едва виднелись могучие деревья… – Нет-нет, не сюда, не в этот образ, сменить, срочно сменить! – Потёртые книги и запах лаванды из мастерской отца.

Они уже подошли к рынку, и Джей остановилась, пытаясь понять, куда идти дальше.

– Ты помнишь папу? – прошептала она, не рассчитывая даже, что её услышат. Просто захотелось сказать здесь это слово. Слово, от которого веяло теплом – не пронзительной жарой, а именно теплом: морщинистыми руками в шрамах, набором трав, оставленных для Джей в пустой надежде, что она будет учиться, и мягкими прикосновениями.

Она почти ничего не помнила, но что-то в этом слове пробуждало такие яркие воспоминания, что она едва не задыхалась. Мир сузился до этой самой точки – и что-то в глубине её души подсказывало, что это самое важное слово, самые важные воспоминания.

– Нет, не особо, – ответила Лина-гость весёлым голосом. – Отец здесь вообще не важен. А если неважен мне, значит, неважен и тебе. Есть кое-что позначительней.

– Что?

– Например, почему ты единственная, кто остался в деревне.

Джей с громким вздохом закатила глаза. Ну вот опять.

– Да не знаю я.

Проблема была не в том, что она скрывала какой-то страшный секрет – как наверняка думала Лина-гость. А в том, что она правда не знала. Вот так смешно.

От этого положения Джей хотелось хохотать, пока она не рухнет замертво. С выражением вечного смеха на лице. Гости проходили бы мимо неё и пугались.

Да, на такую смерть она бы согласилась – но она и до неё не смогла бы дойти, ведь какая-то сила держала её в деревне живой.

Покосившиеся и заброшенные прилавки стояли и молчали. Молчало всё. Джей вздохнула и повернулась к жилой улице – там, где были дома ремесленников. Наравне с рынком – самое шумное место в деревне.

В той, которую она теперь охраняла. Намерение это было таким сильным, что преданность деревне и холодная решимость охватывали каждую клеточку её тела. Поддерживали его, когда тело грозилось упасть с лестницы, когда теряло последние силы, когда каждую конечность сковывало тяжёлой слабостью.

Всегда.

Она должна охранять Белую Землю.

Отец оставил её за главную, и это было единственное, в чём он по-настоящему ей доверился. Это был её шанс доказать, что она – часть семьи, полноправная Джей Крейн, и она достойна носить эту фамилию.

Она могла всех спасти.

– Если б ты могла хоть что-то здесь спасти, – издевательски протянула Лина-гость, засматриваясь на толстую прядь в своей руке, – то засухи бы не было.

– Как и тебя.

– Как и меня.

И они замолчали.

– Ты же понимаешь, что можешь в любой момент уйти в город?

Джей понимала.

– А ещё понимаешь, что у тебя скоро закончится вся еда и вода? Давно ты спускалась в подвал? Ты видела, сколько у тебя припасов? На этих скудных остатках пищи ты продержишься ещё неделю, но не больше.

Джей помотала головой, проходя вдоль одноэтажных домов, выхватывая взглядом станки и всякое неизвестное оборудование, нередко оставленное прямо во дворах.

– Ты можешь обманывать себя сколько хочешь, но рано или поздно правда придёт за тобой, – довольным голосом пропела Лина-гость. – И ты столкнёшься с самым большим ужасом в своей жизни.

– Хватит меня пугать, – прошептала Джей.

– Я не пугаю, я лишь говорю правду! – вскрикнула Лина. – И вообще… зачем? Зачем тебе это? Кто вообще вбил в твою голову мысль о том, что тебе нужно что-то там защищать?

Руки Джей дрожали.

– Отец? Серьёзно? – рассмеялась Лина-гость, угадав её мысли. – Он вообще тебя тут бросил, если ты не заметила.

– Отец… он вернётся за мной, – уверенно ответила Джей, не до конца понимая, что говорит. – Мне нужно защищать.

Лина тяжело вздохнула:

– Ну-ну. По итогу страдаешь и мучаешься именно ты. Как и всегда в нашей семье…

– Это неправда, – прошептала Джей, цепляясь за эти слова как за единственную правду в этом мире. – Всё не так. За мной придут. А пока я должна защищать.

Пока она могла этим заняться, пока её ждали и ценили, пока её действия приносили кому-то или чему-то пользу – она была жива.

Джей жила, пока защищала.

– Ну допустим, – тихо сказала Лина-гость, и тогда Джей открыла глаза.

Всё в мире кружилось и сжималось, и постепенно она проваливалась в сон, чёрный и цепкий, уже захвативший её тело, а немного погодя – и сознание.

– Что пошло не так? – услышала она голос Лины-гостя, глухой и далёкий.

Хотелось бы ей знать.

– Вы разгневались?

– Я же говорила тебе. Мы здесь ни при чём. Ты хоть раз видела чьи-нибудь красные глаза до засухи?

Джей напряглась, закрыв глаза снова и пытаясь представить какой-нибудь такой образ – сознание выдало ей тёмные кроны деревьев и клочья чёрной земли.

Всё.

– Кажется, да.

– Ну, это точно была не я, – растерянно пробормотала Лина. – А всё-таки, как думаешь, что случилось? Ну, кроме твоих странных теорий про моё вмешательство. Повторюсь, я здесь ни при чём.

– Мне кажется…

«Тебе кажется, что ты предала себя. Что что-то пошло не так, в первую очередь с тобой. Что тебе пора делать отсюда ноги, и пора уже давно».

– Может, это как-то связано с лесом.

Лина расхохоталась:

– Узнаю старую добрую Джей! Чуть что, так сразу лес. Мы в лесу никому не сдались, уж поверь. Если, конечно…

– Что?

Джей внимательно посмотрела на Лину.

Вот он, тот самый момент. В её голосе почувствовалась дрожь, такая, будто гость мучительно раздумывает, стоит ли открывать ей тайну. О, уж она-то вытянет правду из своей «сестры». Да так вытянет, что хоть сама умрёт – но будет знать, из-за чего погибла она и дело её жизни!

«Дело твоей жизни? Это ты про целительство? Не смеши меня».

– В общем, в лесу свои силы есть, – пробормотала Лина, опустив взгляд на землю. – С такими местами всякое бывает. Надо сказать, мы с родителями решили, что ты была ими одержима.

– Кем «ими»? – тупо