И вскоре я увидел огонь за окном. Вот тут-то я не удержался, закричал что есть силы:

— Соколов! Милицию!

Залаяли соколовские овчарки. В доме напротив зажгли свет.

Вдруг я услышал крик моего избитого гостя:

— Они с другой стороны!

Я кинулся к балкону, споткнулся и опрокинул ведро с водой. Огромный булыжник влетел в окно. Я не успел отскочить в сторону и ощутил в плече острую боль.

— Стреляйте! — велел мой непрошеный гость. — Стреляйте!

Наугад я выстрелил в выбитое окно. Раздался душераздирающий крик, и что-то тяжелое шмякнулось о землю. Молнией пронеслось в голове: должно быть, случилось непоправимое. Сердце сжалось, и ладони сразу вспотели. Я с ненавистью смотрел на изуродованное лицо пришельца. Выронил ружье. Охватила слабость и подступило что-то вроде тошноты. Человек пристально рассматривал меня из-под набухших век.

Я слышал, как мчались соколовские овчарки, как он звал милицию, как просигналила вдали чья-то машина. Мне было все равно.

В двери постучали. У меня не было сил спросить, что и кому нужно.

— Откройте, это я — Соколов, — кричали мне снизу.

Я не ответил.

— Хорошо! — сказал Соколов. — Ждите.

Пока я ждал милицию, мне удалось переговорить с парнем. Звали его Петром, фамилия — Лукас.

— Латыш? — спросил я.

Парень кивнул:

— Латгалец.

— Это рядом с Белоруссией?

— Я из Витебска.

— За что они тебя?

— Это длинная история.

— В двух словах.

— Они убили старуху самосвалом. И собирались убить вас.

Я ушам своим не верил.

— Как вам удалось убежать?

— А мы выпивали, и я отказался идти к вам. Тогда они сказали, что я их заложу и со мной надо кончать. Меня стали избивать. Я потерял сознание и очнулся, когда меня потащили к колодцу. Но тут прибежала Сонька и всех позвала в дом, а меня бросили. Я убежал.

— А где все это было? У Зинки?

— Какой Зинки?

— Одноглазой.

— Там не было никакой одноглазой.

Вдруг Лукас закатил глаза и бревном рухнул на пол.

Я побежал вниз за водой.

Когда я вернулся назад, Лукас держал ружье наизготове.

— Ни с места! — приказал он.

Я попятился назад.

— Стоять! — снова приказал он, точно я был псом. — А теперь проходи вперед! Ложись у печки.

Я повиновался, а он захлопнул дверь и с той стороны задвинул засов.

— Что ты хочешь, сумасшедший! Они же убьют тебя!

Ответа не последовало, лишь что-то загремело в коридоре.

Когда неблагодарный Лукас сбежал, а я остался один, меня обуял гнев. Мне захотелось поймать этого проклятого Лукаса.

Я ринулся вниз. Дверь была открыта настежь. Навстречу мне шел с пистолетом в руке участковый Данилов.

— Ни с места! — приказал он.

— Еще один сумасшедший, — рассмеялся я, и мой смех сбил милиционера с толку.

— Что у вас тут за безобразия творятся, — сказал Данилов. — Пальбу устроили. Кто позволил?!

— Меня чуть не убили!

— Это еще надо доказать, — спокойно сказал Данилов. — Поднимайтесь наверх.

— Пистолет-то спрячьте.

— Не указывайте, — пробурчал участковый, однако пистолет убрал.

Я глядел на Данилова. Точь-в-точь Жаров из "Деревенского детектива".

Мы сели.

— Фамилия? — официально спросил Данилов, вытаскивая блокнот.

— Чья?

— Не моя же! — рявкнул участковый.

— Вы же знаете!

— Отвечайте как положено!

— Теплов Виктор Иванович.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот семидесятый.

— Род занятий?

— Беспартийный, — ответил я невпопад.

— Не об этом спрашиваю. Род занятий?

— Художник.

— На что жалуетесь?

— На печень, — съязвил я.

— Зачем милицию вызывали?

Меня все это окончательно разозлило, и я сказал:

— Вы бы лучше, чем ерундой заниматься, осмотрелись вокруг. Я тут, кажется, кого-то пристрелил.

— Сдать оружие! — приказал Данилов.

— Нету оружия.

— А из чего стреляли?

— Из ружья.

— Сдать ружье!

— Нету ружья.

— Где оно?

— Лукас унес.

— Какой Лукас?

— Латгалец.

— Это кличка?

— Нет. Прозвище по месту жительства. Вы ведь черногрязец?

Данилов не ответил.

Вбежал Соколов.

— В сарае, кажется, кто-то прячется.

Данилов вытащил пистолет.

— Пойдемте!

— Если это Лукас, то у него ружье.

— Бандитов вооружаете, — бросил в мою сторону Данилов.

Мы подошли к сараю. Там кто-то постанывал.

— Эй, выходи! — приказал Данилов.

Ему никто не ответил. Я сделал шаг вперед и распахнул дверь. На земле, скорчившись, лежал человек. Это был не Лукас. Это был тот, в кого я выстрелил.

— А я по следу, по следу, — рассказывал между прочим Соколов. — А след прямо в сарай и привел.

Мне стало жалко раненого, и я обрадовался, что его вскоре увезли.

Ко мне подошел Петров, и я рассказал ему все, как было.

Участковый Данилов тоже слушал мой рассказ. Слушал с некоторым презрением, точно подытоживая:

— Надо же такое! Пальбу открыл!

Участковый вел себя так, будто вообще ничего не случилось — не было Лукаса, не было опасности моей жизни и камни никто в окно мое не швырял — и вообще как будто на его участке преступления совершаются чуть ли не по составленному им графику.

Он, очевидно, я так понял, просто-напросто защищал свои интересы. Кроме всего прочего, мы с ним были в чем-то антиподы. Он то и дело бросал недружелюбный взгляд на мои холсты и картонки, на меня и мои вещи — и я чувствовал: его многое в моей жизни раздражает, не устраивает.

Петров тоже пристально рассматривал меня, поглядывал почему-то на мои руки.