Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Во дятлы, – удивилась Машка. – А чем тут тогда гордиться-то, тарищ майор?
– А это ты у них спроси, – кивнул я в сторону барной стойки. – Зато по их шляхетским понятиям данное произведение замечательно вписывается в их национально-патриотическую идею, якобы состоящую из гремучей смеси жертвенности и героизма.
– Это как?
– Если в двух словах, хороший герой – мёртвый герой. Причём, если спросить у них самих, окажется, что во всех польских бедах за последние лет триста только мы и виноваты – и Варшаву мы чуть не взяли в 1920-м, и в сентябре 1939-го вместе с Гитлером (а кое-где у них уже писали даже, что ВМЕСТО Гитлера) Польшу оккупировали, и потом, после 1945-го, сорок лет нагибали их через колено… Как будто это не они когда-то давно Смоленск и Москву брали и своего королевича на наш престол пытались посадить…
В этот момент у самого здания аэропорта вдруг вспыхнула хаотичная автоматическая стрельба. Какая-то неряшливо-суматошная, вроде и не короткими очередями, но и не одиночными. Наши бригадные шутники называли такой стиль перестрелки «белые в городе»…
Я выскочил наружу, следом за передёргивающей «никонов» Машкой. Первое, что я увидел, – своих подчинённых, которые, побросав рюкзаки и прочую ручную кладь, грамотно залегли у выхода, там же, где стояли.
Чуть дальше я рассмотрел бывшую автостоянку с ржавыми кузовами нескольких легковушек и автобусов, возле которых был как попало припаркован обшарпанный броневик юаровского производства «Касспир», больше всего напоминающий поставленный на четыре колеса унитазный бачок с клиновидным, противоминным днищем. За броневиком виднелся, видимо, тот самый ждущий нас и заглохший грузовичок «Унимог» (водилы нигде не было видно).
А вот левее, у выездных ворот аэропорта, как раз и шла та самая суматошная пальба.
Я пригляделся и увидел следующую картину – один из встреченных нами накануне на ВПП негров (тот, который в одних джинсовых трусах), скрючившись, лежал лицом вниз на асфальте, и под ним медленно расплывалось тёмное влажное пятно. Брошенные мешки, из которых просыпалось что-то вроде консервных банок, валялись поодаль, а его напарник в розовой майке быстрее лани убегал зигзагами в сторону росших неподалёку пальм, за которыми виднелись ближайшие городские постройки. Вслед ему палили одиночными или короткими очередями из АК-47 два черномазых солдата в камуфляжных куртках (одному из них на вид было явно лет 14–15, не больше). Палили нервно и неприцельно, так что все пули уходили «в молоко» (а может, они просто изначально не хотели точно стрелять?). Третий абориген в камуфляже, который размахивал зажатым в правой руке большим пистолетом и что-то недовольно орал стрелкам, по-моему, на смеси какого-то местного и португальского наречий, был явным начальником, поскольку был чуть ли не втрое толще автоматчиков, а кроме камуфляжной куртки и штанов был экипирован в справные армейские ботинки и голубую бейсболку с символикой то ли ООН, то ли Красного Креста.
– Не стрелять! – приказал я своим. – Без нас управятся!
Меж тем мимо меня, спотыкаясь на каждом шагу, пронёсся давешний босоногий солдатик, только что дрыхнувший у входа и, как видно, разбуженный стрельбой. Он присоединился к стрелкам, и они втроём побежали за убегавшим, розовая майка которого уже почти исчезла из виду. Толстый начальник продолжал трясти шпалером и что-то визгливо орать им вслед.
– Отбой, – сказал я, когда автоматчики, а вместе с ними и пальба окончательно удалились от здания аэропорта в сторону городских кварталов.
– Вот теперь уже можно оправиться и закурить.
– А весело у них тут, – сказал Рустик Хамретдинов, доставая курево.
– А то, – согласился я. – Сдаётся мне, леди и джентльмены, что мы здесь ещё и не то увидим. Причём очень скоро.
Бойцы едва успели перекурить, когда послышался шум моторов. Похоже, закончив разгрузку «ила», колонна медленно возвращалась. Как только головной «Лендровер» поравнялся с нами, толстый негр с пистолетом мгновенно куда-то исчез, зато откуда-то, словно из-под земли, вдруг возник водила заглохшего «Унимога».
– Что за стрельба, браток, прямо как на фронте?! – ехидно спросил я у вылезающего из «Лендровера» Аргеева.
– Расшизяи они тут, вот и стрельба, – лениво пояснил подполковник. – В армии у них служит всякая шелупонь, аэропорт охраняют кое-как, вот с него и тащат всё, что плохо лежит. Но эти, – он кивнул в сторону убитого негра, – похоже, совсем долбанулись, если уж внаглую попёрлись с награбленным через ворота. А вообще, у них тут почти каждый день такое. Что делать, эта страна не Америка…
Между тем водила «Унимога» подскочил к нам и что-то бойко залопотал по-португальски.
– У этого бабайка аккумулятор сел, – перевёл Аргеев. – Как приедем, на «губу» пойдёт, козёл… Можете грузиться в кузов, только придётся подтолкнуть этот рыдван, чтобы завёлся…
– Грузитесь! – скомандовал я своим.
– А скажи-ка мне, сиятельный друг Альвиц, – спросил Аргеева, невзначай развивая тему насчёт «не Америки». – А что этот тут за бухие в дрова пшеки ошиваются?
– Здесь, в Луанде и окрестностях, с ещё дозимних времён работают европейские медики в виде пары специфических госпиталей, – пояснил подполковник. – И охраняют их, в соответствии с мандатами давно несуществующих организаций, вроде ООН, ОБСЕ или НАТО, тоже европейские вояки, которых иногда привлекают ещё и к патрулированию городских улиц. В последнее время здесь торчит польский контингент, сменивший шведов и норвежцев…
– Хороши вояки… Это их броневик у входа торчит?
– Наверное.
– Вот, блин. У них пальба под самым носом, а эти шляхтичи – ноль внимания и фунт презрения. Укушались и довольны. Или, если нет границы, им нечего беречь?
– Да расслабься ты, любезный друг Негоро, я же уже сказал – здесь всегда так. Последние лет сорок…
– Я не Негоро, я Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом, – закончил я беседу в том же стиле жюль-верновского «Пятнадцатилетнего капитана» и полез в кузов «Унимога», который с божьей помощью уже завёлся с толкача…
Поехали! Здравствуй, Ангола…
Луанда на меня особого впечатления не произвела. Здания португальского колониального стиля, которые когда-то давно, наверное, были белыми, теперь светились всеми оттенками серого и разномастно-неряшливо застеклёнными окнами и балконами. Попадались и выгоревшие строения. Над всем этим на фоне океана торчали обглоданные скелеты немногочисленных высотных зданий – видимо, офисов каких-то компаний, а может, отелей, которые, судя по всему, были окончательно разорены во время Долгой Зимы. Улицы грязны и местами откровенно превращены в помойки (вот откуда столь характерный аромат). По сторонам – редкие ржавые кузова машин и крайне немногочисленные полуодетые прохожие. Возможно, оттого, что здесь никогда не жили особо хорошо, Луанда не выглядела столь убито, как многие европейские города, в которых цивилизация очень быстро, что называется, «обнулилась» – обычный город третьего мира в довольно тяжёлое время, и только… Транспорта на улицах почти не было. Пару раз проехали обшарпанные пикапы с солдатами в разномастном камуфляже – местная полиция, не иначе.