– Рустик, – сказал я Хамретдинову. – Ты камеры и флешки к ним захватил?

– Так точно.

– Тогда держи одну камеру всегда наготове, а лучше – хорошо закрепи её где-нибудь, хоть даже на своём «котелке». И с этого момента снимай всё вокруг. Понял?

– Понял, тарищ майор, а зачем?

– А для отчётности.

Компактную камеру, пригодную в том числе и для нашлемного ношения, мы на сей раз взяли на дело как раз по моему настоянию (в обычной нашей практике это особо не требуется – кому сейчас есть дело до просмотра и анализа видеозаписей, но сейчас-то случай явно особый), поскольку я закономерно не ожидал от предстоящей миссии ровным счётом ничего хорошего. А видеозапись – какое-никакое оправдание, особенно если лажанёмся…

– Капитан Барабанов, – представился вылезший из «газика» тощий загорелый брюнет в камуфле без знаков различия и тут же представил второго офицера, сидевшего за рулём: – А это старший лейтенант Пирогов. На период боевых действий прикомандированы к 3-й пехотной бригаде армии Анголы. Это о вас было радио из нашей военной миссии?

– Да, – ответил я и поинтересовался: – Вас тут что, всего двое?

– Целых двое!

– Ого! Серьёзный ты мужик, капитан. ВДВ? Как там у Леонида Соболева было? Один моряк – моряк, два моряка – взвод, три – рота, четыре – батальон. Вы, стало быть, взвод?

– Тут кроме нас ещё медик был, но он вроде уезжать собирается.

– Понятно. Получается, взвод плюс медсанбат… И как тут вообще?

– Вообще, что-то вроде войны. Если ты ещё не понял.

– Вас тут поймёшь, пожалуй, без пол-литра-то… Что значит «вроде»?

– Эти тормоза… То есть почти вся бригада, вместо того чтобы заниматься делом, валяет и к стенке приставляет. Приказа активно противодействовать противнику или атаковать нет, поскольку в Луанде боятся лишних жертв. А вас-то что конкретно интересует?

– Автоматические огневые точки и прочие боевые механизмы.

– Ну-у… – как-то замялся тот, что назвался Барабановым. А его напарник, сидевший за баранкой, отчего-то сразу начал смотреть в другую сторону.

– Что «ну-у»?

– Да как тебе сказать… Было тут что-то похожее, но… Короче говоря, поехали, сам увидишь…

Он вернулся на сиденье машины и наши БРДМки резво двинули за «газиком» (который при ближайшем рассмотрении оказался ещё и, судя по не нашим буквам над радиатором, румынского производства).

– Снимай! – приказал я Рустику, который уже успел закрепить камеру на шлем и молча кивнул.

Деревня перед нами открылась предельно убогая, как и всё в этих местах. Местные постройки под кровлей из пальмовых листьев и какие-то халупы, слепленные из откровенного мусора. На всём следы поспешного бегства жителей (несколько местных оборванцев, явно из числа вернувшихся, уже что-то активно искали среди покинутых жилищ). Трупов пока не просматривалось, как и, к примеру, воронок. О войне напоминали разве что следы гусениц на мягкой земле. Потом ощутимо потянуло горелой резиной и соляркой (без примеси аромата горелой человечины), и справа наконец открылись следы чего-то, отдалённо похожего на бой. Несколько воронок, разбитые хижины, сгоревшая БМП-2 с открытыми люками и перебитой гусеницей (от которой в основном и несло горелым), рама, кабина и ещё какие-то бренные остатки разбитого «Урала», сползшие в явно сточную канаву. Чуть дальше – ГАЗ-66, в кузов которого местные вояки грузили трупы в такой же, как у них, форме, в процессе погрузки снимая с покойников эту самую униформу. Десяток мёртвых тел лежал рядом с грузовиком, тут же тощий черномазый солдатик, сидя прямо на земле, торопливо примерял ботинки, тоже явно снятые с кого-то из убитых. Прям тридцатилетняя война какая-то…

Здесь мы, однако, не остановились. Вместо этого немного попетляли среди кустов, пальм и брошенных хижин, после чего выскочили на открытое пространство на самом берегу океана. В другие времена пляж тут был бы очень даже ничего себе, если бы не одно обстоятельство – на узкой песчаной полоске у самого прибоя лежали неряшливой кучей, вповалку друг на друге, трупы. Полураздетые скрюченные тела разных цветов кожи, пола и возраста, включая детей. Много, наверное, сотни четыре или пять. Сейчас, конечно, никого большим количеством убиенных не удивить, но уж как-то неправильно густо они тут лежали. Расстреляли их, что ли? Но крови или стреляных гильз вокруг видно почему-то не было. И, что самое интересное, пролежав на жаре не меньше суток, тела как-то не сильно испортились. То есть специфический запашок и насекомые вроде крупнокалиберных мух и прочей летающей и жужжащей мерзости присутствовали, куда же без них, но вот сильно раздувшихся трупов не наблюдалось. Интересно! Если вспомнить личный опыт, в пустынях и степях Средней Азии жмурики начинают смердеть и разлагаться очень быстро.

Возле кучи покойников стоял видавший виды мановский фургон с красным крестом на борту, а над трупами возились двое медиков в специфической полувоенной спецодежде, по виду европейцев. Они что-то командовали по-португальски двум местным солдатам, которые, кряхтя, тащили в фургон прорезиненный мешок, явно с телом убиенного.

«Газик» затормозил возле медиков, следом остановились и мы.

– От машин не отходить! – приказал я. – Наблюдать!

После чего спрыгнул с брони, разминая затёкшие от очень долгой дороги ноги.

– Что здесь случилось? – спросил я капитана.

Услышав русскую речь, к нам с Барабановым двинулся, снимая марлевый намордник, один из эскулапов – толстый, то ли слегка бородатый, то ли сильно небритый, потный мужик в очках.

– Здорово, Наумыч, – приветствовал бородача Барабанов. – А к нам тут товарищи из России прибыли.

Я козырнул и представился.

– Вышеградский Илья Наумович, – в свою очередь представился медик. – Кандидат медицинских наук и прочее. Из Луанды.

– Как-то вы на местного не очень похожи, – сказал я с ироническим сомнением.

– Что-что? А! Не, ну так-то я из Казани. В Луанде наш госпиталь располагается. Вообще-то мы тут последние недели две вплотную занимались изучением лучевой болезни и последствиями её воздействия на местных жителей. В плановом режиме, так сказать. А потом хлоп – и разом началась вся эта хрень. Так или иначе, пришлось впрягаться…

И он спустил краткое матерное слово.

– Что тут вообще было? – спросил я. – Выглядит всё как-то очень неправильно. По крайней мере, на мой взгляд.

– Вот то-то и оно, товарищ майор. Они, когда высадились, почти никого из населения не выпустили. Спасся или тот, кто в этот момент был за пределами поселений, или сразу, не задумываясь, побежал, бросив всё, куда глаза глядят. Но последних, похоже, было чертовски мало, народ здесь, как вы уже, наверное, успели понять, мягко говоря, ленивый. Да и истощены все до крайнего предела, а дистрофики, как известно, сильно далеко не бегают. А в общем, всё здесь похоже на очень качественную зачистку, когда не просто убивают, а откровенно заметают следы и никого в живых не оставляют. Только мне непонятно, зачем это американцам-то? Это здесь, в Африке, живого народу и нормальной пищи мало и какие-нибудь «добрые соседи» из того же соседнего Конго могут во время очередного набега не просто поубивать всех, до кого успеют дотянуться, но ещё и человечинки впрок навялить или насолить… И, что удивительно, огнестрелов тут почти нет.