даже за бокал пива, отнюдь не способствовало успехам профессионалок на ниве секс-индустрии.

Обрадованная собственным решением заложить фундамент материально стабильного будущего, Трошина наскоро умылась, съела горячий бутерброд и одела самый неоткровенный костюм, который нашелся в ее гардеробе. Она собиралась в банк, значит, выглядеть нужно было строго и представительно. Перед выходом из дома Катя остановилась около зеркала и скорчила очень важную физиономию. Такую, по ее мнению, носили бизнес-леди.

— Мы просмотрели ваш каталог. Возьмем на пробу сервелат и ветчину. А там посмотрим, — величественно обратилась она к вешалке. — Если задержите товар — ждите возврат, имейте в виду.

Она хихикнула и вышла из квартиры.

День выдался не по-осеннему теплый и солнечный. Витрины магазинов одежды завлекающе поблескивали в золотых лучах. Мягкий прохладный ветерок пробирался в Катины рыжие волосы и тихо нашептывал:

— Скоро придут холода, а наше старое кашемировое пальто такое…. старое! Оно нам так надоело! А вон тот полушубок — как раз то, что надо. Теплый, красивый и стоит всего шестьсот долларов.

— Ничего страшного, поносим старое кашемировое, — противилась Катя ветру в голове. — Пусть кто-то другой возьмет на свою совесть убитых зверьков. А мы отнесем деньги в банк и там их оставим.

— Банки нынче такие ненадежные! — не унимался ветер, но Катя уже прошла мимо магазина верхней одежды.

Она решила свернуть с проспекта, дабы избежать новых искушений, и оказалась в парке.

— Вот так, Трошина, ты молодец. Не будешь опять транжирить деньги, — ободряла она себя, ступая по мягкой палой листве.

— Катя! Кать!

Хриплый низкий голос раздался совсем рядом. На скамейке метрах в двух сидела Елизавета. Неуклюже выставив на тротуар длинные тощие ноги, девушка старательно ковыряла ногтем черный капрон на правом бедре.

— Что ты делаешь?

— Стрелку.

— Зачем?

— Чтобы было одинаково.

Вета повернула острые синеватые коленки и продемонстрировала длинную стрелку на левом бедре.

— Ты что, заболела?

— Почему это?

Лизавета подняла голову. Под глазом ее виднелся сизый синяк. На нижней губе запеклась кровь.

— Мать родная! Что с тобой случилось? — Трошина села на скамью рядом с коллегой.

— Ничего хорошего. Заработать хотела. Нарвалась на каких-то уродов. Еще легко отделалась.

Бедолага вытерла потекший нос и аккуратно потрогала слегка вспухшую скулу. Движение это вышло у нее совсем детское. Так трогает разбитую коленку пятилетний мальчик. Нижняя губа подрагивает от обиды, но он изо всех сил старается сдержать слезы, чтобы не выказать слабость перед друзьями. Трошина вспомнила, как пять лет назад после одного вызова попала в больницу. Тетя Валя ухаживала за ней три месяца. Тогда они и сблизились.

Посидев молча еще несколько минут, Трошина сняла перчатки и расстегнула сумочку.

— Лизавета. Здесь шестьсот долларов. Возьми. Этого должно хватить, чтобы погасить долг за комнату. И на еду останется. А со Степанычем я поговорю. Может, с его подачи тебя горничной куда-нибудь возьмут.

Вета часто заморгала.

— Кать, а если я не смогу отдать? Ты же меня знаешь, мне не очень везет в последнее время.

— Ну вот, будет стимул, чтобы думать головой, а не жопой. Иди домой.

— Спасибо тебе, Катечка! — Вета всхлипнула. — Я позвоню.

Проводив взглядом Елизавету, общий тонус которой значительно повысился после неожиданного финансового вливания, Трошина не спешила покидать скамейку. Она снова надела перчатки, подняла воротник пальто и поглубже втянула голову в плечи, от чего стала похожа на большую океаническую черепаху. Встреча с непутевой знакомой и воспоминание о собственном злоключении повергли ее в глубокое уныние. Кроме того, она снова изменила своей мечте, в очередной раз употребив заработанные деньги не по назначению. Даже ощущение гордости за великодушный поступок не заглушало досаду на саму себя.

Каждый человек — архитектор и строитель собственной мечты. Вначале воображение нечеткими размытыми линиями рисует смутный образ желаемого. Основная масса мечтателей останавливается на этой стадии, не решаясь оформить свои мысли в четкий проект. Более целеустремленные переходят к конкретному плану. Они могут даже начать искать средства для его реализации. Но, встретив первое серьезное препятствие, нервно комкают чертежи и выбрасывают их в мусорную корзину. И совсем немногие доходят до того, чтобы взять в руки лопату и начать копать фундамент.

Двести долларов, оставшиеся в Катиной сумочке, совсем не тянули на лопату. Максимум — на детский совочек. А с таким орудием можно строить лишь замки из песка. Потому Трошина вернулась к магазинам, купила в подарок тете Вале красивую дорогую кофточку, а затем отправилась порадовать подругу.

Валентина Карпухина, проститутка с двадцатилетним стажем, жила на окраине в небольшом ветхом домике с покосившейся крышей. Репутацию жилища спасало лишь то, что в радиусе нескольких километров все лачуги имели такой же нездоровый бледный вид. На улице Пролетарской (где и находился дом), до сих пор сохранилась мостовая, что придавало захолустью особое убогое очарование. Клиент с воображением, решивший навестить тетю Валю, вполне мог представить себя здесь франтом девятнадцатого века, который тайком от высшего общества направляется к падшей женщине подлечить свою душу, уставшую от аристократической праздности и позерства, собственного и окружающих. Романтический антураж довершал красный фонарь, висевший над дверью домика тети Вали. На самой двери красовалась табличка WC, позаимствованная ею в какой-то гостинице. Фонарь, разумеется, символизировал род деятельности хозяйки, а буквы WC, в свое время служившие на двери гостиничного туалета, теперь обозначали инициалы: Валентина Карпухина. Для обоснования необычных атрибутов Валентина даже придумала стишок:

Тут у нас не Амстердам,

Не Америка с Европой.

Денег нет — иди ты в жопу,

А заплатишь — сразу дам!

Подмяв под себя ноги, Трошина увлеченно поедала гренки и запивала их крепким чаем.

— Халява ты, Катька. Вечно разбазариваешь добро направо-налево. Вот какого хрена ты ей деньги отдала? — сокрушалась Карпухина.

— Что ты ворчишь? Тебе что, кофта не понравилась?

— Да понравилась. Но меня порадовать — это святое. А этой потаскухе зачем деньги дала?

— Дык, и ты ж потаскуха!

— Я — гетера.

— Балалайка ты без струн, а не гетера. Мои деньги. Захотела и дала.

— Лучше б мне дала, — тетя Валя вздохнула с сожалением.

— Обойдешься. Я тебе и так все время даю.

— Вот и правильно. И больше давай. Считай, что платишь в пенсионный фонд.

— Это ты пенсионерка, что ли?

— Вроде того.

В маленькой опрятной кухне Карпухиной Катя просидела до позднего вечера. Она часто проводила время в доме приятельницы. Валентина была единственным человеком после матери, проявившим к ней заботу. Благодарность, которую испытывала Трошина, постепенно переросла в привязанность. Карпухина, в свою очередь, питала нежные чувства к молодой подруге. За полгода до того, как с Катериной случилось несчастье, Валентина потеряла сына. Двадцать лет ожесточенной борьбы