В середине произведения она, кажется, забывает о своем затруднительном положении, по крайней мере, на этот короткий миг. Ее движения становятся резкими, тупыми, почти страдальческими. Ее пальцы заострены, а ноги вырезаны из стекла. Ее выражение лица превращается в выражение довольного удовольствия, сменяющегося болью, и мое сердце тревожно стучит, кровь бьется в жилах.

Она не получает удовольствия от танца. Нет, это какая-то странная смесь страсти и ядовитой потребности. Как будто каждый прыжок и вращение — это воздух для лишенных воздуха легких. Это жестоко и неистово, то, через что она протаскивает свое тело, словно она получает какое-то садистское удовольствие от этого перехода между болью и облегчением.

Все мое тело напрягается, когда я хватаюсь за острый край камня. Она танцует только для себя, но меня тянет в ее пространство, в окружающую ее темноту, в горе, агонию и красоту ее мучений, поглощающих негативное пространство. Она жаждет, чтобы музыка никогда не кончалась.

Среди бурного потока изысканности и восторга гнев скребет мои нервы. Эта девушка Карпелла не должна влиять ни на одну часть меня. Ее наследие должно быть не привилегией, а кровью и резней. За каждое зло, совершенное ее семьей против моей.

Я поднимаюсь с сиденья и направляюсь к ней. Потерявшись в нарастающем крещендо, она не замечает моего приближения, пока я не оказываюсь прямо перед ней. Я протягиваю руку и хватаю ее за плечо, заставляя остановиться.

Словно очнувшись от транса, она смотрит на меня ошарашенными глазами с длинными ресницами, ее грудь вздымается от напряжения. Шок возвращает ее к реальности, и, придя в себя, она пытается освободиться.

— Пусти меня, — говорит она, вкладывая в свои слова глубокий смысл. Темное чудовище, затаившееся под моей кожей, хочет потребовать от нее того же.

— Здесь отдаю приказы я. Мои пальцы впиваются в ее мягкую плоть.

— Я сделала то, что ты просил…

— Теперь я прошу большего. — Мой взгляд скользит по ее подтянутому телу, стройным ногам, босым ступням. — Я думал, балерины танцуют на пальцах ног. — Она моргает.

— Я не могу танцевать без пуантов. — Я неуверенно отпускаю ее и прикрываю рот рукой.

— Я сказал тебе танцевать, чтобы показать мне свою страсть. Это не то, что ты мне дала. По-настоящему страстный танцор ничего не сдерживает. — Она резко вдыхает.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь.

— Встань на носочки, — приказываю я.

Она отшатывается, и у нее вырывается сдавленный смешок.

— Это смешно. — Моя рука стремительно вырывается, удивляя даже меня, когда я хватаю ее за волосы. Я приближаю ее лицо к своему, чтобы она услышала намеренное предупреждение в моем тоне.

— Еще раз проговоришься, и я покажу тебе дисциплину, которой ты явно была лишена. — Ее тело дрожит рядом с моим, дыхание прерывистое. Ее губы сжались в презрении, но, выдержав мой взгляд, она выпрямилась и начала подниматься на носочки.

Я распускаю ее волосы и наблюдаю, как дрожит ее тело, пытаясь удержать позу.

Ее темные брови сходятся вместе, а черты лица искажаются от боли. Из ее рта вырывается хныканье, но она не падает. Она остается на ногах, даже когда использует руки для поддержания равновесия.

Затем, пока она держит позу, ее руки тянутся ко мне, ладони прижимаются к моей груди.

Мой взгляд падает на место ее прикосновения, и она опускает голову, плечи напрягаются от усилий.

— Опять. — Она поднимает голову, черты лица слишком мягкие и податливые. Моя грудь едва не воспламеняется, ее руки обжигают мою кожу сквозь тонкий материал рубашки.

Ее рот открывается, но она не произносит ответ, который, как я знаю, зажат на языке. Я отступаю назад, позволяя ее рукам исчезнуть. Когда она снова встает на носочки, на этот раз она не сдерживает крик и тут же теряет равновесие.

Дразнящая боль лижет мою спину при этом болезненном звуке, настолько эротично манящем, что я стискиваю зубы.

Я ухмыляюсь, чтобы сдержать жестокий дискомфорт. Вот что ее возбуждает.

— Так вот почему я здесь, — выдохнула она, напрягая плечи. — Чтобы ты пытал меня за какие-то грехи, о которых я ничего не знаю. Или тебе просто нравится мучить девушек.

— Ты ничего не знаешь о пытках. — Дерзость ее невежественных слов уязвляет мою грудь. Я расстегиваю манжеты рубашки, давая рукам немного свободы, чтобы не было соблазна обвить их вокруг ее шеи.

Издевательский смех проскальзывает мимо ее губ.

— Разве не это ты сейчас делаешь со мной? — Мои черты ожесточаются, превращаясь в маску.

— Ты никогда не знала боли и страданий, уверяю тебя. — Я преодолеваю расстояние между нами в два быстрых шага. Она невольно вздрагивает, но не отступает.

Напрягая мускулы, я тянусь вверх и беру дикую прядь ее волос.

— Но ты это сделаешь, — говорю я, в моем голосе звучит мрачная угроза. — Я возьму то, что ты любишь, и использую это, чтобы сломать тебя.

Ее подбородок слегка приподнимается, в ее огненных глазах появляется вызов.

Искра воспламеняет мою кровь, как пламя порох при виде этого.

— Ты будешь танцевать только тогда и там, где я тебе скажу. И будешь танцевать столько, сколько я скажу. — Она медленно качает головой, отвращение искривляет ее губы, искушая меня укусить их.

— Ты больной. — Невольная боль пронзает мою грудную клетку, прежде чем мой телефон отвлекающее вибрирует у меня на груди. Мне приходится отпустить прядь ее волос, чтобы ответить на звонок.

— Испытай меня, девочка, и ты узнаешь всю глубину моей болезни. — И какая-то извращенная тоска внутри меня хочет, чтобы она так и сделала.

Взглянув на экран телефона, я отправляю звонок на голосовую почту и вместо этого пишу Примо, что наша встреча в «Мяснике и сыне» откладывается до позднего вечера. Затем я перевожу взгляд на нее.

— Опять… — Она не делает никаких движений, чтобы подчиниться. С мрачным намерением я кладу руку на пряжку ремня с черепом — завуалированная угроза и напоминание о гораздо худших вещах, которые я могу с ней сделать.

Я заставлю ее молить о смерти.

Ее рот приоткрывается, зубы вгрызаются в нижнюю губу, чтобы подавить ответную реакцию. Наши глаза остаются прикованными, пока она поднимается на ноги, ее кожа блестит от пота, а тело представляет собой прекрасную плоскость для пытки.

Пока моя месть ее семье не свершится, эта девушка будет познавать жестокую реальность истинного страдания.

Глава 5

Балерина и чудовище

Виолетта

Пар покрывает большое панорамное окно в ванной комнате. Мягкий свет свечей висит в туманном воздухе, создавая успокаивающую атмосферу, пока я отчаянно пытаюсь забыть, где нахожусь. Я никогда