— Как мне вообще тебя называть? — Это вырвалось само. Кровь отхлынула от моего лица.

Мой вопрос, кажется, на мгновение выбивает его из колеи.

— Ты знаешь, как меня зовут. — Он поворачивается, закрывая за собой дверь и оставляя меня в ошеломленной тишине.

Он знает мое имя.

Но он ни разу его не произнес, вероятно, чтобы не очеловечивать своего питомца в клетке.

После напряженной минуты, проведенной в раздумьях, дверь снова открывается, и он протягивает руку, чтобы запереть дверь. Я слышу отчетливый щелчок замка, прежде чем он закрывает дверь.

Обескураженная, я не обращаю внимания на его странное поведение и возвращаюсь к массажу своих израненных ног, а мой разум препарирует разговор, ища какую-то подсказку, которую я упустила — какой-то способ выбраться из этого ада. Без помощи отца, очевидно.

Мое сердце сжимается. Человек, которым я всегда восхищалась, несмотря на его профессию и мрачный и ужасный мир, в котором он родился, потерял глубокое уважение с моей стороны. Он был всем, что у меня осталось, а теперь у меня нет никого.

Это не совсем так. У меня есть я сама. У меня есть ценности, которые привила мне мать, и сила моего брата.

Я впиваюсь пальцами в икру ноги, наслаждаясь тихим покоем перед тем, как мне предстоит надеть маску перед всей нью-йоркской Cosa Nostra.

Глава 6

Искушение и мучение

Люциан

Под поверхностью моего сознания назревает буря. Ярость бушующего ветра и столкновение горячего и холодного, создающие вихрь в голове. Все тело борется с единственным желанием — не сломать эту чертову дверь в ванную.

Мышцы напряжены, сила воли напряжена, я упираюсь руками в дерево, стоя по другую сторону и слушая журчание воды, когда она перемещается в ванной.

Виолетта.

Я заглушаю голос в своей голове, отказываясь использовать ее имя, тем самым давая ей лицо.

Она — порождение моего врага.

В голове промелькнул образ ее обнаженной кожи, влажной и блестящей в свете свечей, и я потянулся вниз, чтобы поправить пульсирующий стояк, натягивающий брюки. Я не отрицаю, что она красива. Моя телесная реакция на нее нормальна, даже ожидаема.

Но этот уровень искушения — нечто иное, нечто опасное. С того момента, как я впервые увидел ее стоящей на коленях в моей гостиной, ее слезящиеся глаза, размазанная тушь, ее кожу, покрытую рубцами и кровоточащую… На кратчайшее мгновение я забыл о своем желании возмездия.

Это была всего лишь секунда, но это был первый и единственный раз за последние годы, когда все мое внимание не было направлено на один жизненно важный результат.

Ужаснувшись своей слабости, я запер дверь изнутри, чтобы преградить себе доступ и не позволить себе снова войти, и совершить что-нибудь опасное. Конечно, демон в моей голове кричит, чтобы я выбил эту чертову дверь, но я не позволю себе переступить этот порог.

Не сегодня.

Я и так уже причинил слишком много вреда. Я смотрю на свою руку, на окровавленные костяшки пальцев. После того как выпустил ее из атриума, я пытался пробить кулаком каменную стену.

Мне не следовало приходить в ее комнату.

На протяжении многих лет мои люди указывали мне на то, что я должен найти выход. Используй столько женщин, сколько захочешь, говорили они. Очисти голову. Расслабься. Но я был исключительно, с лазерной фокусировкой предан мести, ведь найти компромат на Карпелла было нелегко, и это не оставляло места для бессмысленных перепихонов.

Хотя, возможно, они были правы. Если бы я трахался в Пустоши, я бы сейчас не был так на взводе. Я издаю резкий вздох, мои яйца болят. Ее присутствие слишком отвлекает, поглощает. Она проникает в воздух, которым я дышу.

Я отступаю от двери и, отойдя на достаточное расстояние, чтобы ее запах перестал довлеть над моими чувствами, решаю, что держаться на расстоянии от девушки Карпелла до самой свадьбы — это решение моей дилеммы.

Я переключаю мысли на более важные и неотложные дела.

Руины.

И на встречу, которая состоится сегодня вечером.

Если освобождение — это то, что мне нужно для восстановления контроля, то я получу это чертово освобождение в самое ближайшее время.

Я звоню Примо, когда прохожу мимо Мэнникса в фойе.

— Присматривай за ней, — говорю я ему. Он кивает в знак согласия, когда Примо отвечает на звонок.

— Кросс, вы опаздываете.

— Я уже в пути, — подтверждаю я. — Займи Холтона, пока я не приеду. — Я завершаю разговор, сжимая трубку поврежденной рукой, мои мышцы все еще напряжены.

Она — не просто отвлекающий маневр, она — суть моего разрушения.

С новой целью я еду к магазину «Мясник и сын» в центре Пустоши, твердо решив, что не ошибся. Ржавчина ползет по заброшенному складу мясокомбината, словно засохшая кровь. Я выхожу из «Ауди» и приближаюсь к складу, расстегивая пиджак и проверяя полуавтомат «Ругер» в кобуре за спиной.

Примо парит возле больших роллетных ворот, его всклокоченные волосы ловят отблеск низко висящей промышленной лампы у главного входа. На нем черный костюм, но он не сшит на заказ и слишком велик на его узких плечах.

Он — моя связь с импортным бизнесом Карпелла. Я три года выслеживал его, каталогизировал его движения и поступки, и когда представилась возможность, я ухватился за этот шанс.

Крыса всегда остается крысой. Примо — крыса в организации Карпелла, и он будет крысой для меня, но мне нужно использовать его только для одной работы, а не переделывать. Потом я избавлюсь от него, чтобы избавиться от следов.

Холтон — игрок с равными возможностями, как и я. Я мог бы обратиться к нему сам, не привлекая одного из солдат Карпелла, но, когда имеешь дело с такой преступной семьей, как Карпелла, лучше иметь посредника. Примо поведет поводья троянского коня через ворота, а Сальваторе проследит, чтобы никто не задавал вопросов и не смотрел слишком пристально.

Мы молча входим на склад. Пока Примо опускает роллет, я смотрю на Холтона.

— Значит, ты и есть тот самый безумец, — говорит Холтон, внимательно меня оценивая.

Я стискиваю зубы от этого прозвища, которое я не выбирал для себя. Я бы предпочел вообще не иметь визитной карточки, оставаясь анонимным и работая незаметно, но нельзя убить столько людей, сколько убил я, не привлекая внимания и не распуская слухов.

— Я выполняю работу, — отвечаю я.

Он издает забавный звук.

— Ты понимаешь, в чем заключается работа, — спрашивает он.

Я передергиваю плечами. Смотрю на Примо.

— Мы здесь, чтобы отвалить? Если да,