– Не знаю, может быть, он пишет об этом в письме. С этими словами красавица подала адвокату конверт. Голубцев открыл конверт и прочел следующие строки:

«Пелагею Семеновну отравил тот же злодей, Клюверс, берегите Васеньку пуще глаза, бегите с ним скорее в Россию и спешите утвердиться в правах. Наложите запрещение на все прииски Клюверса, а я задержу его здесь. Подательница, мисс Хена, имеет причины ненавидеть Клюверса столько же, как вы и я, поручаю ее вашему вниманию, в убытке не останетесь. Особенно сестра её может быть хорошей помощницей. Пишите пока: «Флоренция до востребования, господин Гульд». Ваш вечный должник Василий Рубцов.

Прочтя письмо Рубцова, адвокат задумался. То, что предлагал атаман, было и практично, и выполнимо. Обезоружить Клюверса можно было, только отняв у него великую силу – деньги! С появлением наследника Карзановских миллионов все хитросплетение Казимира Яковлевича падало само собой.

Но появляется вопрос крайне сложный: как, каким образом уберечь молодого Карзанова, оставшегося после смерти матери круглым сиротой? Положиться в этом на графиню Мирабель было немыслимо, её дом изображал из себя целый день ярмарку, в которой гости сменялись гостями, а прислуга буквально выбивалась из рук.

– Взять с собой, – и жить с ним, как с опекаемым пасынком, но это значило принимать на себя страшную ответственность, и рисковать жизнью маленького создания, с существованием которого было связано громаднейшее состояние? Вот дилемма, которую надо было разрешить, и по возможности, скорее.

Весь погруженный в свои мысли, адвокат забыл, что перед ним сидит подательница письма и с плутоватой улыбкой смотрит ему в лицо.

– Ах, Боже мой! Извините, я так увлекся чтением этого письма…

– Что забыли, что перед вами сидит подательница… О, успокойтесь, я не обижаюсь, дело прежде всего, – с улыбкой перебила Хена, – а теперь, господин адвокат, если вы свободны, прошу вас уделить мне несколько минут…

– С величайшим удовольствием!.. – засуетился Голубцов, почувствовавший, вдруг, особое влечение к красивой собеседнице.

– Вот в чем дело: есть один человек, которому я хочу отомстить, и отомстить жестоко!.. – проговорила Хена, и глаза её сверкнули…

– Я даже знаю кому, – отозвался Голубов. – Клюверсу?

– Да, именно ему! Он погубил мою молодость, он втоптал меня в грязь… и молодая девушка с жаром передала, адвокату печальную историю своего падения, но не сказала ни слова о чековой книжке.

– В ненависти к этому человеку, – отозвался Голубцов, – мы можем подать друг другу руки, но он богат, могуществен.

– Я тоже богата… у меня сорок тысяч фунтов стерлингов, то есть миллион франков. Я готова истратить половину, чтобы только отомстить ему за свой позор! – воскликнула Хена.

При виде этой энергичной девушки, слыша её горячие слова, у Голубцова мелькнула мысль: поручить ей, именно ей одной сохранение драгоценной жизни маленького наследника карзановских миллионов. Он был уверен, что молодая, богатая, энергичная, и, к тому же, заинтересованная в мести Клюверсу, она лучше, чем кто-либо, исполнит задачу. Надо было спешить, во что бы то ни стало и скрыться из Парижа, где ежеминутно можно было опасаться нанесения удара невидимой рукой.

– Скажите, – быстро спросил он Хену: – могли бы вы, чтобы исполнить ваш план мести этому злодею, оставить Париж, уехать заграницу, в Германию, в Россию, или даже далее?

– О, с удовольствием, моя сестра через пять дней уезжает в Петербург… Она приглашена в цирк Чинизелли, я могу ехать с ней!

– Вот и прекрасно! – с радостью воскликнул Голубцов: – но согласится ли ваша сестра служить вашим целям – мести?!

– О, больше, чем я!.. – отвечала Хена: – да вы сами поговорите с ней, она здесь же в отеле, ближе, даже здесь в коридоре, – и не дождавшись позволения хозяина, Хена выбежала из номера и через минуту вернулась с сестрой.

Военный совет начался.

Глава XI

Дорога от Ниццы до самой Генуи, пролегающая по так называемому «Согniche», или по-русски карнизу, представляет целый ряд восхитительных картин, так и просящихся в панораму.

Но, с другой стороны, дорога эта представляет собой, действительно, достойное удивления чудо инженерного искусства, которому пришлось бороться здесь со всеми препятствиями, которые только может представить дикая, горная природа смелой идее строителя. Но энергия инженеров, вооруженная автоматическими сверлами и могучим динамитом, сделала свое дело. Пропасти были перерезаны мостами, горы просверлены туннелями и рельсовый путь лег там, где с усилием и большим риском путник мог перебраться пешком.

Начиная от самой Ниццы, целый ряд красивых городков и курортов возник и расцвел на всем протяжении дороги. Жизнь кишит теперь на всем этом пути, и ежегодно десятки, сотни тысяч путешественников и больных стремятся сюда, на чудные берега Средиземного моря, в эту страну «Солнца», как ее поэтично называют французы.

Отправляясь из Парижа во Флоренцию, Екатерина Михайловна, несмотря на строжайшее запрещение Клюверса, выраженное в письме, не могла миновать Ниццы, чтобы не остановиться там на два дня, для свидания кое с кем из своих парижских приятельниц, и только на третий день решилась продолжать путь, все еще оплакивая Париж и его прелестный уголок Ниццу.

Их постоянные спутники, русский певец и плантатор из Америки, тоже возымели желание остановиться в Ницце, американец, как он говорил, чтобы сорвать банк в Монте-Карло, а певец – так как ему, все равно, делать было нечего.

Екатерина Михайловна, смотревшая все-таки на новых знакомых довольно подозрительно, сделала даже при этом маленькую гримаску неудовольствия, зато Ольга Дмитриевна очень обрадовалась и даже высказала это вслух, чем крайне переконфузила тетку.

– Ведь вы, ma tante [моя тетя (фр.)], отправитесь с визитами, что же я буду делать в незнакомом городе? Вероятно, здесь нет ни музеев, ни выставок, – говорила молодая девушка.

– Тебе только бы по выставкам таскаться! – с укоризной заметила тетка. – У меня здесь масса знакомых, и все имена, и титулы, chere Olga [дорогая Ольга (фр.)], тебе бы не мешало поддерживать эти знакомства, мало ли что может случиться.

– Избавьте, сhere tante [дорогая тетя (фр.)], и в Париже я от них просто дышать не могла…

– Ну, как знаешь, только прошу, без меня не принимай ты, пожалуйста, этого американского певца… Бог знает, что это за человек.

Разговор этот, разумеется, происходил наедине, тотчас по приезде в отель в Ницце, и когда Рубцов, проследив отъезд тетки с визитами, хотел воспользоваться и хоть несколько минут побыть наедине с Ольгой Дмитриевной, ему сказали, что мадемуазель не принимает.

Он понял, что сделал бестактность и решился как-нибудь поправить дело. Американский плантатор, он же Капустняк, правая рука и ближайший во всем свете человек к знаменитому атаману, остановился в этой же гостинице.