вдребезги, и какую-то безобразную кучу железных прутьев, скреплений, осей и колес. Трудно было себе представить, чтобы среди этой бесформенной кучи железа и дерева могло уцелеть хотя одно живое существо. Но почти в ту же минуту, как сброшенные вагоны остановились в своем падении, из-под обломков стали выходить и выползать окровавленные, обезображенные люди. Некоторые из них копошились среди самых обломков, делая напрасные усилия освободиться от удерживающих их оков. Из числа всех двенадцати вагонов, пять слетели под откос, два висели над ним, а пять остальных, хотя и поврежденных столкновением, остались на полотне. Из них-то, с криком и проклятием, бежали пассажиры, видя, что новый обвал готовится захватить и их.

Екатерина Михайловна и Ольга Дмитриевна находились в первом из тех вагонов, которые каким-то чудом не упали под откос, но капризом случая удержались на весу, двумя колесами на насыпи, двумя в пространстве. Вагон был страшно помят и изуродован, двери не открывались, окна были выбиты.

– Ко мне, сюда! Спасите! Спасите! – кричала по-русски Екатерина Михайловна, делая нечеловеческое усилие, чтобы пролезть в окно.

– Спасите, спасите! – повторяла она, но никто не мог или не хотел откликнуться на отчаянный крик дамы… Пассажиры бежали как можно дальше и от грозящего падением утеса, и от нависшего над пропастью вагона, который ежеминутно мог рухнуть вниз.

Ольга Дмитриевна, при первом же толчке получившая сильный удар в голову, лежала без памяти на полу вагона, между тем как тетка, совершенно забыв о ней, делала отчаянные усилия, чтобы поскорее выбраться через окно из купе.

Наконец, это удалось ей, и она тяжело упала на груду камней, задержавших, как оказалось, дальнейшее падение вагона. Но что же она могла предпринять дальше!.. Каждый заботился только о сохранении собственной жизни и спешил бежать как можно скорее и как можно далее!.. Также поступила и достойная женщина. Забыв, что в вагоне лежит без чувств её племянница, что, наконец, в саквояже на полке спрятаны все её бумаги, Екатерина Михайловна, охваченная общим стадным эгоистическим чувством, едва успев встать на ноги, бросилась бежать. Она не понимала, зачем и куда, но в ней действовал теперь один только животный инстинкт самосохранения, все другие побуждения не существовали.

Несчастие случилось всего только в двух километрах от Монте-Карло, возле хорошенькой виллы Санта Марина, и первая телеграмма, полученная на станции в Монте-Карло произвела там настоящую панику. Все экипажи были мигом разобраны, и десятки посетителей казино помчались к месту катастрофы, в испуге за близких и знакомых.

Внизу лестницы, ведущей от Монте-Карло к «Дворцу Игры», построенному на высокой скале, на платформе железнодорожной станции, почтового поезда из Ниццы дожидалась довольно многочисленная толпа. Но пришедшее страшное известие о крушении сразу превратило веселое настроение публики в панику. Рубцов и Капустняк, бывшие в числе дожидавшихся поезда, мигом поняли в чем дело и раньше всех, не торгуясь с извозчиком, помчались на место катастрофы.

Они дорогой, словно по уговору, не говорили ни слова, предчувствие чего-то страшного тяготило обоих. Но вот едва миновав большой туннель, пробитый на шоссейной дороге, они с ужасом увидели, в какой-нибудь сотне шагов от себя, но гораздо ниже, страшную картину крушения.

Броситься вниз по едва доступному скату скалы было для обоих делом одного мгновения и, в несколько прыжков оба очутились на загроможденном обвалом и обломками поезда железнодорожном пути.

Первая попавшаяся им знакомая личность была бежавшая по рельсам Екатерина Михайловна, на ней, что называется, лица не было. Платье было оборвано, жидкие косички волос растрепаны, руки в крови.

– Вы одни? Одни?! – с испугом воскликнул Рубцов, бросаясь к ней.

– Ах, Боже мой! Боже мой! Какое несчастие! Оh! Mon Dieu! Mon Dieu![О, Боже мой! Боже мой! (фр.)] – лепетала дама, ломая руки.

– Но где же Ольга Дмитриевна? Где она? Где? – настаивал Рубцов, чувствуя, что у него выступает холодный пот на лбу.

– Оля, бедная, несчастная Оля!.. – взвизгнула, приходя в себя, несчастная Екатерина Михайловна. – Не знаю, не знаю!..

– Но где вы сидели? В каком вагоне?.. Видели ли вы ее после крушения?..

– Ах. и не спрашивайте! Ничего не помню!.. Mon Dieu! Mon Dieu!..

– Но где вы сидели? Откуда, из какого вагона вышли – из этих или из этих?

Рубцов указал сначала на кучу разбитых обломков под откосом, затем на стоящие еще на пути вагоны.

– Не помню, не помню! У меня всю память отшибло. Ольга, бедная моя Ольга!.. Да, да, я вспоминаю, мы были в этом вагоне, она лежит там! – заговорила достойная дама, перемешивая свою речь русскими и французскими восклицаниями, и указала пальцем на вагон, нависший над пропастью.

– Туда, скорей туда! – воскликнул Рубцов и, прыгая с обломка на обломок, с камня на камень, с ловкостью кошки добрался до вагона, но попасть в купе, из которого теперь доносились чьи-то стоны, было немыслимо.

Дверь купе была в трех аршинах от земли и на самом краю обрыва. Не было никакой возможности без лестницы добраться до окна.

Капустняк мигом смекнул в чем дело и, быстро став в позу гимнаста из цирка, жестом показал атаману на свои плечи. Этого было довольно, Рубцов, очевидно, проделывавший этот маневр десятки раз, быстро забрался к нему на плечи и, схватившись теперь за проножку вагона, на мускулах поднялся до двери и взглянул в окно.

– Сюда, скорее сюда, – быстро и радостно заговорил он, видя, что молодая девушка жива, но в полном изнеможении полулежит на диване и стонет.

– Мужайтесь, я спасу вас, – скорее сюда, сюда к окну!

Ольга ободрилась, услыхав знакомый голос, и сделала движение, чтобы приблизиться к окну, но силы снова оставили ее, и она в изнеможении упала на подушки дивана.

Рубцов сделал отчаянное усилие, чтобы пробраться внутрь вагона через окно, но оно было слишком узко для его массивной фигуры. Он попробовал отворить дверь, но покосившиеся во время столкновения стенки вагона прищемили дверь, она не открывалась, не смотря на все усилия.

– Ольга Дмитриевна, сюда, ради Бога, сделайте хотя шаг к окну, чтобы я мог схватить вас за руку! – в отчаянии твердил Рубцов, которому Капустняк уже несколько раз замечал, что готовится новый обвал скалы как раз против повисшего вагона.

– Ольга Дмитриевна, ради всего святого, один шаг, одно движение, или все погибло! – крикнул с отчаянием в голосе Рубцов, и, казалось, этот беспомощный крик пробудил Ольгу от охватившего ее состояния бессилия. Она снова повернула голову к окну, собрала остаток сил и передвинулась по дивану на аршин[0,71 м.] ближе к окну.

– Берите, берите меня, больше не могу! – простонала она и протянула руку по направлению