Этого жеста было достаточно, чтобы спасти ее. Обладавший громадной силой, атаман сделал невероятное усилие и, просунув голову и плечи в окно вагона, схватил руку девушки у самой кисти. Тогда медленно и осторожно, чтобы не причинить ей боли, он притянул к себе её гибкий стан и, после невероятных усилий, несколько раз давая отдых несчастной девушке, вытащил ее из окна вагона и бережно передал дожидавшемуся внизу Капустняку.

Было как раз время: едва Рубцов, передав спасенную, спрыгнул с вагона и вместе с товарищем, несшим девушку, добрался до нетронутого крушением пути, как начался медленный обвал покачнувшегося утеса. Огромный кусок скалы медленно съезжал с обрыва, но с каждой секундой движение его ускорялось, и через минуту страшный треск прокатился грозным эхом по горам, и громадный столб пыли поднялся из-под откоса. Двух вагонов, нависших над пропастью, как бы не бывало – они исчезли в обрыве, засыпные и изломанные осколками камней обрушившейся скалы.

Масса публики, наехавшая из Монте-Карло к месту крушения, была свидетельницей геройского подвига Рубцова, спасшего молодую девушку. Когда он появился среди неё, неся спасенной на руках, в толпе раздались шумные рукоплескания. Многие подбегали, желая пожать ему руку.

А Ольга, между тем, лежала в каком-то забытьи и губы её шептали бессвязные слова. Она была в бреду.

Глава XIII

Сыщик

Бережно усадив, или, вернее, уложив молодую девушку в коляску, Рубцов послал Капустняка на поиски за Екатериной Михайловной, которая, смятая и оттертая толпой народа, сбежавшегося теперь к месту крушения, пропала из виду.

Не дождавшись возвращения своего подручного, атаман приказал кучеру ехать обратно, по возможности осторожнее, так как каждый толчок причинял большие страдания раненой и через полчаса доставил ее в лучшую гостиницу, у самой подошвы скалы, на которой возвышается «Дворец игры».

Отель «Красивый берег» был наполовину пуст, так как весь играющий и веселящийся мир теснится в отелях, расположенных вокруг царства рулетки, и сам хозяин с необыкновенной предупредительностью встретил прибывших. Весть о крушении и сильно преувеличенное число жертв катастрофы, уже достигла и «Condamine», части города, где помещался отель, и все обитатели, не успевшие добыть экипажей, чтобы отправиться к месту крушения, высыпали на крыльцо и к балконам, чтобы увидать первых жертв страшного несчастия.

Две сердобольных дамы, из общества, тотчас же приняли Ольгу Дмитриевну на свое попечение, и молодая девушка уже почти пришедшая в себя, была на руках перенесена в прекрасное помещение, взятое Рубцовым на её имя.

Итальянец, доктор из Милана, застрявший, вследствие сильного проигрыша в рулетку, в отеле и ждущий присылки денег, тотчас же предложил свои услуги, и, после подробного осмотра, заявил, что серьезных повреждений нет, но, что вследствие удара в голову чем-то тяжелым, может оказаться сотрясение мозга и что больная должна пробыть в абсолютном покое, по крайней мере, целую неделю.

– Бога ради, доктор, не таитесь от меня, – с дрожью в голосе спросил Рубцов, кладя в руку доктора пять наполеондоров, – опасна?

– Сегодня сказать ничего не могу… Если в ночь не начнется тошноты и рвоты, значит, потрясение не коснулось мозга, а если эти симптомы покажутся… Тогда…

– Что тогда?.. – нервно спросил Рубцов.

– Тогда уповайте на милосердие Божие.

– Разве от сотрясения мозга нет спасения… разве всегда следует смерть?..

– Смерть не всегда, но сумасшествие очень часто… Впрочем, я не теряю надежды, пациентка в памяти и дурных симптомов пока нет… Компрессы, компрессы и главное – спокойствие!

Нотка уверенности слышалась в голосе доктора. Он также к сердцу принимал положение молодой девушки и, кроме того, заметя щедрость Рубцова, тотчас сообразил, что если за один осмотр он дал ему пять наполеондоров, то сколько же даст за спасение? А с этими деньгами так легко сорвать банк в рулетке.

Обе дамы, уложившие в постель молодую девушку, так и остались в её комнате сиделками. Это были несчастные жены, зарвавшихся игроков, последовавшие за мужьями в эхо царство игры, и теперь, целыми днями ожидающие своих благоверных, проигрывающих последние крохи состояний в игорном вертепе.

Наконец, больше чем через час, Капустняку удалось доставить Екатерину Михайловну к отелю. Она всю дорогу то плакала и истерически всхлипывала. Французские и русские восклицания так и слетали у неё с языка. Оказалось, что при крушении она не потеряла почти ничего, деньги были на ней, а лучшие вещи и гардероб она отправила заранее, с пассажирским поездом. Ее только крайне беспокоило состояние здоровья племянницы, и Капустняк, как умел, старался ее успокоить.

Первым делом Екатерины Михайловны, войдя в номер, где в постели, под одеялом, уже лежала Ольга Дмитриевна, было броситься на колени перед кроватью и залиться слезами с неизбежными причитаниями на французском языке. Это делалось, разумеется, для тех двух дам, которые до её прибытия ухаживали за Ольгой.

Она хотела было броситься и расцеловать свою несравненную, божественную Олечку, но доктор, бывший свидетелем этой сцены, не допустил ее, сказав, что каждое волнение может быть гибельным для пациентки.

– Как, разве она опасна? О, я несчастная! – уже с неподдельным ужасом воскликнула достойная женщина, зная, что со смертью Ольги будущая перспектива жизни в Париже, и собственный салон, и триста тысяч, все рухнет безвозвратно.

Врач взял ее за руку и отвел в сторону.

– Бога ради, говорите потише, она в полном сознании… – Вы убьете ее!

– Что, опасна? Есть надежда? – с пытливым, испуганным выражением приставала она к доктору, и тот повторил ей тоже, что уже раньше сказал Рубцову.

– Для меня её смерть – смертный приговор, доктор! – шепнула достойная женщина, – спасите ее, и, клянусь вам, я озолочу вас!..

– Что вы, сударыня, что вы?! Это наш долг! – отстраняя даму, проговорил доктор, а у самого даже руки похолодели от волнения, при одной возможности получить солидный куш. Вот уже больше месяца, проигравшийся доктор не видит в своих руках даже золотого.

Уже по рассказу Капустняка, Екатерина Михайловна знала, что Ольга обязана своим спасением исключительно только молодому, русскому певцу и со слезами на глазах благодарила Рубцова за оказанную помощь.

– Надеюсь, – говорила она: – что когда вы приедете во Флоренцию, ваш первый визит будет к нам. Мой дом всегда открыт для вас и вашего друга! Такая услуга не забывается!

– О, я очень был бы счастлив воспользоваться вашим любезным предложением, но мой маршрут изменен: я теперь еду в Неаполь и поселюсь в Соренто… но если мне случится быть во Флоренции, я первым долгом сочту…

– Боже, какой официальный тон!.. Вы не можете говорить со мной так, я с этого дня считаю вас за родного, потому что