«Или она просто не говорит нам об этом?» – спрашивала себя Полина.

– Если все повторится, мы превратим мой кабинет в Сонину комнату. А детская станет нашей с Аликом территорией, – сказал Женя, и Полина подумала, что мысль перенести рабочий кабинет поближе к приемному сыну пришлась ему по вкусу.

Собрание жильцов прошло как обычно: бестолково и шумно. Поселок был обнесен забором, решали – нужна ли охрана на въезде или достаточно каждому владельцу иметь ключ от ворот. Еще был вопрос о вывозе мусора: заключать договор сейчас или дождаться, пока большинство домов окажутся заселены?

Сейчас на месте многих коттеджей красовались недостроенные коробки – некоторые еще без крыши. Суворовы свой дом покрыть крышей успели, а еще установили окна и двери, поставили забор. Остальное пришлось отложить до весны. Сделали бы больше, но много времени и сил отняли хлопоты с усыновлением и ремонт городской квартиры. «Ничего, – говорил Женя, – Москва не сразу строилась».

Закончив все дела в поселке, Полина собралась обратно, а по пути надумала заехать в магазин в Старых Дубках. Летом там часто продавали вкусные и свежие местные продукты: деревенские яйца, творог, сметану, молоко. Может, сейчас не сезон и этого не купить до весны? Полина не знала и на всякий случай решила глянуть.

Магазинчик был тот самый, возле которого Полина когда-то повстречала Алика. Она толкнула дверь и оказалась в небольшом тесном помещении невзрачного вида. На прилавках и полках теснились всевозможные товары – продукты, бытовая химия, алкоголь.

Народу не было, и продавщица – полная пожилая женщина с выкрашенными в иссиня-черный цвет короткими волосами – приветливо улыбнулась единственной посетительнице.

Оказалось, что ни яиц, ни «моло́ки» местной нет: все это можно купить только до октября. Полина немного огорчилась и хотела уже попрощаться и уйти, как женщина спросила:

– Погодите, это ведь вы мальчишку Стрельцовых взяли?

– Да. – Полина снова повернулась к продавщице.

Дядей Алика был Михаил Стрельцов.

– Ну и как он? – немного бесцеремонно осведомилась продавщица. – Не пожалели, что взяли-то?

Полина привыкла к расспросам людей в связи с усыновлением, к их реакции, которая была либо одобрительной («Какие молодцы, приютили сироту!»), либо непонимающей («Зачем вам чужой ребенок?»).

Но эта женщина спрашивала как-то иначе. Она смотрела испытующе и вместе с тем сочувственно. Полину это покоробило.

– Разумеется, не пожалели, – прохладно ответила она. – Алик – прекрасный мальчик. Послушный, вежливый, учится отлично.

– Ну да, ну да, – закивала продавщица, немного стушевавшись, – конечно. Извините.

Полина собралась было выйти из магазина, но что-то в поведении женщины не отпускало, и она неожиданно для себя самой спросила:

– А почему вы подумали, что мы можем пожалеть?

– Да нет, что вы, я не так выразилась! – Та пошла на попятный и замахала руками: не обращайте, мол, внимания.

Настроение Полины испортилось еще сильнее. Что за глупости: бросить двусмысленную, непонятную фразу, а потом отказываться от своих слов?

– Может быть, он не вполне обычный ребенок. Но если учесть, что Алик рано потерял мать, а родной дядя жестоко избивал его, то…

– Вот уж не знаю, кто в эти гадости верит! – громко и решительно сказала продавщица. – И откуда только слухи пошли?

– Это вовсе не слухи! – Полина была шокирована такой вспышкой возмущения. – У него все тело было в синяках. И потом, разве вы не знаете? Этот человек спьяну убил собственную жену и пытался убить Алика!

Продавщица поправила шапочку-пилотку. Жест вышел нервный, неуверенный, как будто она не могла решить, продолжать ей разговор или попросить посетительницу уйти.

– Стрельцовы от нас через три дома жили, – сказала она, опустив руки на прилавок и побарабанив по нему пальцами. – Наташа с моей дочерью в банке в Зеленодольске работала. Как замуж за Мишу вышла, сюда переехала, так и устроилась. Сколько уж прошло? Лет пятнадцать точно. И самого Михаила я всю жизнь знаю, и родителей его, и Машу, сестру. Он хороший мужик, добрый. В энергетической компании работал, инженером. Мог выпить, как все – кто не пьет-то? Но никаких запоев или чтобы работу бросить… Этого не было. – Она снова замолчала, но теперь Полина ни за что не позволила бы ей закончить разговор, ничего не объяснив. – Я уж не знаю, как так вышло, но только они нормальные люди, порядочные. Чтобы ребенка хоть пальцем тронуть… – Женщина покачала головой. – Детей у них не было, но Наташа с моей Лидой дружила, всегда вместе: и на работе, и дома. А у нас двое… у Лиды-то. Наташа и Миша с ними, как с родными! А потом взяли того мальчика. Мишка поехал за ним черт-те куда. Им некоторые говорили – пораскиньте умом! Обуза ведь это! Но они и думать не могли, чтобы не взять. Родная кровь! Племянник, Марии-покойницы сын. Вот и пошло вкривь и вкось.

– Как это? – быстро спросила Полина. – Что случилось?

– Точно не скажу. Но как-то они… изменились оба. Наташа к нам ходить перестала. Лида говорила, на работе у нее наперекосяк пошло. В общем, написала заявление по собственному желанию. А мальчика они в школу устроили – мы в райцентр возим, тут-то школы нет. Только он не пришелся там.

– Что значит «не пришелся»?

– То и значит. Учился хорошо, лучше всех, Наталья говорила… вот как вы. А чтобы подружиться с кем – ни-ни. Все один, как сыч. Наташа сказала как-то, что никто с ним даже за партой сидеть не хотел. Почему – не знаю. Наташа с Михаилом притихли, что ли, не знаю, как сказать. Но как человек ни меняйся, неужели стал бы ребенка избивать? Тут после того, как он Наташеньку… – Она замялась и быстро перекрестилась. – Из полиции ходили, расспрашивали. Мы все в шоке были. Никто не слышал, чтобы Стрельцовы скандалили! Такое разве скроешь? У Гороховых вон отец, как напьется, лупит и жену, и дочку, так дым коромыслом! Они на улицу бегут и к соседям… А у этих всегда тихо. Миша вообще спокойный был! Да и…

Дверь открылась, и в магазин вошли две женщины. Поздоровавшись, они с любопытством оглядели Полину и встали возле соседнего прилавка.

Полина, может, и подождала бы, когда они уйдут, чтобы продолжить разговор, но ее собеседница, судя по всему, этого не желала.

– Вы меня извините, мне работать надо, – быстро сказала она. – Я и так уж лишнего наговорила.

Полина скомканно попрощалась и вышла на улицу. Все три женщины глядели ей вслед, и Полина не сомневалась, что, как только дверь закроется, они примутся обсуждать ее.

Едва отъехав от Старых Дубков, Полина позвонила мужу.

– Как собрание? – поинтересовался он.

– Все нормально. Мусор пока вывозить не будут, охрану нанимать тоже. Только когда большинство домов заселятся, – скороговоркой проговорила она.

Полина уже и забыла про собрание, ошарашенная потоком сведений, который вылила на нее продавщица сельмага. Пересказала все Жене, ожидая, что он тоже будет взволнован и озадачен, но голос мужа звучал холодно. Она не помнила, чтобы Женя когда-нибудь говорил с ней в таком тоне – отрывисто, можно сказать, неприязненно.