Свет.

Сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Хельги чувствовал это, но почему-то не мог открыть глаза, словно бы что-то мешало, какая-то пелена, лежащая на лице, — он тоже ее чувствовал. Что бы это могло быть? Запекшаяся кровь? Юноша протянул руку, хотел стереть кровь… Хм… Кажется, никакой крови не было. Да и пелена вдруг куда-то делась, словно взяла да испарилась сама собою. Хельги осторожно открыл глаза, осмотрелся…

Он лежал на своей спальной лавке в длинном доме семейства Сигурда. Ноги его были укрыты медвежьей шкурой, голова покоилась на жестком валике. Остро пахло навозом и дымом. Это был родной, с детства знакомый запах. Приподнявшись на локте, Хельги прислушался к собственным ощущениям — вроде бы легко отделался — по крайней мере жив и руки-ноги целы. Правда, в голове как-то пусто и звон такой стоит, словно перепил на пиру хмельного скира и после этого три дня не ел. Что-то подозрительно тихо вокруг. Интересно, где все?

Обернувшись, Хельги ударился локтем о деревянную кадку с водой. В кадке плавал корец, легкий, резной, изящный. Зачерпнув корцом воду, отпил, откинул рукой свисающее с потолка покрывало. Дым от горящего очага, черный, пахучий, въедливый, привычно стелился по потолку и стенам. Около очага, выложенного круглыми булыжниками, сидел старый Сигурд, седобородый, высохший, с желтой болезненной кожей, — и отчаянно кашлял. Откашлявшись, обернулся… В блеклых от старости глазах его вспыхнула радость!

— Хельги! — тихо вымолвил он.

— Отец!

— Боги вернули мне сына! — обняв Хельги, торжественно произнес Сигурд. — И помог мне в этом славный Велунд, знай об этом, сын мой!

Хельги пошатнулся, ухватившись за поддерживающий крышу столб, украшенный охранительными рунами. Медленно сполз, упал бы, если б не подхватил его на руки Сигурд. Бережно положив сына обратно на лавку, старый ярл провел рукой по разметавшимся волосам юноши.

— Спи, сын мой, спи. Набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.

В следующий раз Хельги проснулся утром. Вокруг по-прежнему было темно, но он почему-то знал, что уже наступило утро. Может, потому, что мычал в заднем углу дома скот, а за покрывалом ходили-разговаривали люди, а может, просто почувствовал порыв свежего ветра, дернувший волной плотное покрывало.

В доме посреди зала жарко горел очаг, над которым висел кипящий котел, подвешенный на длинной цепочке, спускавшейся с черной от копоти притолочной балки. В котле что-то варилось, оглушительно булькая, рядом, на лавке, сидели, хихикая, две девицы в одинаковых синих, с овальными металлическими застежками, сарафанах. Одна из девиц, рыжеватая, вполне симпатичная, с хитрыми зеленоватыми глазами, время от времени деловито помешивала булькавшее в котле варево длинной деревянной ложкой. Вторая — белокожая, с длинными светлыми волосами, заплетенными в две толстые косы, и тонкими чертами лица — тоже была довольно красива. Пахло от варева очень вкусно.

Первая была родная сестра Хельги Еффинда, вторая же… Откуда она здесь? Приехала погостить?

— Сельма! — одними губами прошептал Хельги. — Сельма…

Девицы тут же, как по команде, обернулись. Еффинда — рыжеватая, круглощекая, веселая — подмигнула:

— Проснулся, братец! Горазд же ты спать. Наши уже с утра пошли на ручей за рыбой. Харальд Бочонок, Ингви, все, даже Дирмунд Заика увязался за ними. Говорят, где-то у ручья бурей выкинуло на берег кита. Представляешь, сколько это мяса! Вон Сельма сама видела, она уж второй день у нас гостит.

— Целая гора, — подтвердила Сельма, стрельнув глазами, потом обернулась к подруге: — А ты так и будешь братца словами кормить, Еффинда?

Еффинда всплеснула руками и швырнула в Хельги ложку. Тот ловко увернулся и засмеялся. Вроде и вправду отступила болезнь, только вот ребра еще побаливают да в голове звенит.

— Сестрица Еффинда, может, я пойду посмотрю наших? — с аппетитом уплетая вторую миску овсянки, осведомился Хельги.

— Нет, батюшка не велел тебе долго ходить.

— Так я же не долго! Только до Радужного ручья — и обратно. А хотите, пойдем вместе? Посмотрим того самого кита.

Еффинда отрицательно покачала головой — кто же будет готовить пищу? А вот Сельма громко рассмеялась и накинула на плечи накидку из шкуры волка.

— Ну, пойдем, коли ты так хочешь. Ой, Сигурд будет ругаться…

— Ничего, — застегивая на левом плече теплый шерстяной плащ, успокоил ее Хельги, даже не застеснялся ничуть, словно каждый день гулял с Сельмой. Даже уши не покраснели! А Сельма-то — тоже хороша, ну разве пойдет гулять с кем-нибудь из молодых людей скромная девушка? Ну, разве что только с женихом, а женихом ее Хельги не был, да, похоже, никто пока к Сельме и не сватался… Так, может?..

— Эй, ты что, заснул?

Хельги улыбнулся и вслед за девушкой выбежал из дому.

Солнце!

Оно сверкало в ярко-голубом небе волшебным брильянтом, тысячью огоньков отражаясь в ослепительно белых сугробах так, что было больно смотреть, и Хельги прикрыл глаза рукой. Лишь через несколько минут, привыкнув к свету, он оглядел усадьбу, ручей, голые, давно потерявшие листву деревья, покрытые лесом холмы и далекие горы. С залива, начинавшегося прямо тут же, почти у самой усадьбы, дул ветер — совсем не по-осеннему теплый. Волны — сине-зеленые, глубокие, словно глаза разбитной женщины, — мерно бились о низкий берег, оставляя после себя блестящие черные камни.

— Взбежим на холм, а? — азартно воскликнул Хельги. — Глянем, где наши.

— Еффинда говорила: тебе нельзя сейчас сильно бегать, — предупредила Сельма и, не дождавшись ответа, быстро понеслась на холм. Хельги еле-еле догнал ее и, задыхаясь, встал на вершине рядом. Следующий холм был пониже, справа от него возвышались горы, а слева, у самой кромки залива, копошились люди, словно муравьи, обступившие огромную черную тушу. И вправду — кит!

— Что я говорила? — хитро улыбнулась девчонка, и Хельги, словно первый раз, заметил, какие у нее жутко голубые глаза — словно глубокая морская синь, загнутые кверху ресницы, ослепительно белая кожа, изящный, чуть присыпанный веснушками нос и небольшая родинка над верхней губой, слева.

— Ну, что встал? Бежим!

— Ага.

Взявшись за руки, они подбежали к крутому склону. Хельги желал в этот миг только одного — чтоб этот бег вообще никогда не кончался. Остановились лишь у обрыва, задумались — как бы половчей обогнуть.

— А давай — прямо вниз, на плаще… — неожиданно предложил Хельги. — Ну, как зимой, с горки…

Сельма смешно наморщила нос, опасливо огляделась — вокруг никого не было, — усмехнулась и махнула рукой:

— Давай. Если плаща не жалко!

Хельги не нужно было долго упрашивать. Долой с плеч плащ, прямо на землю, на мокрую от дождя или тающего снега траву… Сельму в охапку, и — вниз, по крутому склону! Так, чтоб ветер в лицо, и солнце, и…