А это разве не сюрприз? Незапланированный weekend. Не тот же самый «понос»? Или планирование обязано иметь только односторонний характер? Кто-то тогда предложил – «раз уж работе сегодня баста» – поплавать на пароходике без отказавшегося директора. Но его, по-видимому, самого стрессоустойчивого и позитивного, никто не поддержал. Расстроились, конечно. А ещё больше расстроились, словно тогда третья оплеуха прилетела, когда узнали, что Антон Павлович проехал вдоль Москвы-реки по двум – друг за другом – набережным – Пресненской и Краснопресненской, свернул на улицу 1905 года и вернулся снова в Деловой центр. Из офиса вышел только в седьмом часу вечера. Выходит, себе выходной не дал. Это Володя рассказал после. «Пока ехали вдоль реки – с воды глаз не спускал». Да, все прекрасно знали, что директор их одинок – так и не женился за столько столичных лет – всё работа-работа. Дочь, которую он всё-таки перетянул к себе поближе из родной Беларуси, оказалась в конце концов ещё дальше. Так бывает. Она закончила МГИМО и уже много лет «скиталась» по африканским странам-карликам в качестве юрисконсультанта. Так что, по сути, он добровольно отказался от дружеского сюрприза его подчинённых, дома-то его никто не ждал в тот вечер. Такие редкие, выпавшие часы досуга, проведённые вместе с коллегами, никак не могли быть воровством ценного времяпрепровождения с домашними. Выходит – такой вывод сделал каждый – корешки категоричного и обидного для всех отказа Пузыря от благовидного предложения доброхотов вырастали из его неотступной принципиальности, никак не уместной, по общему мнению, в конкретном случае. В общем Пузырь много услышал в свой адрес нелицеприятных, но правдивых слов в свой адрес. Заочно.

– Мы тогда ещё сдуру заранее вип-«мотор» оплатили – туда и обратно. Бус – «микрик» с панорамным потолком. Так что ещё по две с полтиной с каждого прибавьте.

Никто не заметил, как он вошёл. Вот уж правда – настоящий разведчик. О Володе сразу, по одному виду, можно было сказать: «Ну настоящий полковник». Высокий, сухой, с резко очерченным подбородком и не менее резким, колючим взглядом. Как римская статуя. Но на самом деле Володя был добродушным, живым и весёлым, хоть и прошёл обе чеченские войны, дослужился, хоть и не до полковника, но до капитана и имел наградной крест за личное мужество. Его низкий голос вклинился в общий галдёж и все замолчали. Не ожидали.

– У вас тут как в «Гараже». Тромбона только не хватает, – продолжил Володя в наступившей тишине, – О! Даже свой спящий на бегемоте Рязанов есть, – он указал пальцем на Сергея Ефимовича, который вовсю дрых, немного приоткрыв рот и облокотившись головой о массивную боковину своего кресла. Вот уж кому – гром сну не помеха. Возраст.

Только Вера Павловна и Лёшка отреагировали лёгким смехом на не совсем понятные слова Володи. А ещё мило и загадочно заулыбалась Зина. Но её улыбка была совсем по другому поводу. Другие же, видно было их по глазам, остались в недоумении. Володя конечно же это заметил и пролил свет для «нуждающихся»:

– По совку ностальгировал, пока в пробке стоял. Вспомнил, как с мамой к Казанскому вокзалу две коробки бананов тащили и у одной из коробок дно развалилось. Бананы по всей Комсомольской, а мы с мамой их подбираем. Никто даже ни разу не посигналил. Было-то как – три туда машины, три обратно. А сейчас? На Ленинградском жопа сегодня полная. Почти до конца «Гараж» Рязановский досмотрел на планшете. Чем вам кстати не пьеса? Всё в одном месте, все коллеги. Чуть текст поменять, имена и тему. Да хоть про тот же самый пароходик.

Тут уже и Вера Павловна с Лёшкой вытаращились на Володю озадаченные. Во всех семи парах глаз, кроме закрытых – спящего Ефимыча, стоял общий вопрос: «Откуда ты всё знаешь? Пьеса, пароходик … И на сколько тогда потратились, тоже подсказал. Ведь не было же тебя здесь с нами».

Володя снова всё верно прочёл по общему выражению лиц:

– «Большому брату» глаза не закрыли. Я в курсе вашего кипиша, – с лёгкой заговорщической ухмылочкой сказал он и указал на стеклянный глазок, выглядывающий со стены и закрепленный к верху огромной плазмы.

Как на диковинную зверушку – с удивлением и одновременно со смущением – как, на вначале незамеченного свидетеля, который видел, что ты справляешь малую нужду в неподходящем месте, уставились все на объектив камеры. Как на живой. Стеклянный чёрный глаз тоже посмотрел – одновременно на всех – вернее продолжал смотреть и слушать. Кто-то не выключил веб-камеру видеоконференцсвязи. «Off» нажали лишь на экране. Антон Павлович часто собирал собрания, технические вопросы в основном решались коллегиально, но и в командировки – «чтоб поршнями шевелили и жопа от стула не плющилась» своих подчинённых отправлял частенько, хозяйство-то большое – по многим областям раскидано. Вот для этой цели и была предназначена видеостена. Отсутствующие в офисе подключались к общему разбору полётов через «паутину». Вот Володя и подключился, раз «калиточка» оказалась не закрытой.

Так с чего же всё-таки начался весь этот офисный «кипиш», который подсмотрел и подслушал личный водитель директора? С обещания. Восьмого августа будет ровно двадцать пять лет со дня появления в списке единого госреестра ООО «Валошкi». «Да уж, «четвертак» нужно как-нибудь по-особому отметить. Лепса третий раз тянуть не стоит. Уже не интересно. Нужно что-то новенькое. Согласен. Дата, блин! Так ведь, Павловна?» – задал Антон Павлович вопрос Вере Павловне у себя в кабинете, поглаживая пальцем по поварскому колпаку плоского кондитера. Фигурку искусно раскрасили красками, а изготовили из куска нержавейки от того самого первого чана в далёкой Анне, в котором было замешано самое первое тесто. В руках кондитер держал большой конусный мешок для крема. Он был весёлый – нарисованная улыбка светилась, а его живой директор – не очень. «Что вы предлагаете?» Под «вы» Антон Павлович имел в виду весь офисный коллектив. Может в тот момент Вера Павловна ближе всех находилась к двери в директорский кабинет – кто уж теперь вспомнит, но именно ей предложили сходить к Пузырю и спросить на счёт юбилея. Она и пошла. Спросила. И пообещала. За всех. «Вы предлагайте, Антон Павлович, а уж мы поддержим. Как говорится, «любой каприз – за ваши деньги»». Что тогда сподвигло Антона Павловича так ответить? Он долго блуждал глазами по своему столу, потолку, по стенам, прежде чем выдать: «А напишите лично для меня какую-нибудь пьесу и сыграйте. Я актовый на часок арендую. Только вы и я. Слабо, «васильковые»?» Вера Павловна, ни секунды не раздумывая, очень уверенно выпалила: