Самуил качнул головой.

– Нельзя предвидеть, ни что подумают старейшины, ни что они предпримут. Победа Давида была такой внезапной… Возможно, что они видят в этом и случай призвать Саула к смирению.

Он собрал крошки пищи в ладонь и высыпал их себе в рот. Затем встал и отправился на ночь прогуляться, оставив гостя в доме отдыхать. Он остановился, чтобы посмотреть на небо. И заговорил:

– Мне достаточно увидеть твое творение, Боже, чтобы предположить крепость и величие Твоего замысла. Я понимаю теперь, что мое мучение было неоправданным. Как я мог гневаться на Саула? Ты уже убрал его свечу с Твоего жертвенника. И Ты уже зажег другую, пламя которой более чистое и вполне достойно Тебя. Но я не могу знать этого! Прости мне мою мелочность и отсутствие веры, которая внушала мне опасения. Я только Твой слуга, и Ты это тоже знаешь.

Он поднял руки с последней мольбой, и вид звезд наполнил его глаза слезами. Но сердце его успокоилось.

– Бедный Саул! – прошептал пророк, возвращаясь в свой дом. – Бедное отродье!

Он наклонил голову и, взяв одну из ламп, зажженных Мириам по его указанию, вошел в свою комнату и вытянулся на постели, чтобы заснуть.

Он сразу уснул, но к полуночи ему приснился сон. Молодое дерево, которое он уже видел, наклонилось к нему, торжественное, покрытое почками. Обещание великолепия зелени и фруктов обрадовало сердце Самуила. Старое же дерево буквально извивалось в тени, обещая скорый конец. Но во сне Самуил сомневался, так как молодое дерево приносило ядовитые плоды. Он срывал с него плод, потом другой и бросал, испытывая одновременно два чувства – растерянность и ярость. Он спрашивал себя, все ли плоды ядовиты и не было ли обманом это дерево, которым он вначале восхищался. Страх овладел им, и, подняв глаза к вершине, он увидел необычные ветви, которые росли на глазах, затеняя нижние. Ужас стал душить его. И Самуил, не выдержав, закричал.

Мириам стояла около него на коленях, с заплаканным лицом. Она положила руку ему на лоб, а он, словно ребенок, метался в жару. Они долго смотрели друг на друга, пока его дыхание и мысли не восстановились.

– Спи, – сказала она наконец. – Это только дурной сон.

Он взял ее руку в свою, повернулся на бок и попытался уснуть.

Они отправились в Иерусалим на заре, чтобы успеть пересечь долину Сендрона до жары, которая в этом сезоне была уже такой нестерпимой. Все, кто отправлялся в Иерусалим, приняли такие меры предосторожности. Однако людей было много. Удивительно много. Впереди виднелись три мула на дороге, которая вела к Порт де ля Вале, и толпа тех, кто шел пешком, росла на глазах, замедляя движение верховых животных. Самуил узнал старейшин племен гад, эфраим, дан, биньямин, конечно, менашше и даже одного старейшину из иссахар, который жил далеко на севере; но на этот раз он был по делам в Иерихоне, когда услышал воззвание царя, – и вот он едет в Иерусалим. Они, конечно, узнали своего судью Самуила и вскоре образовали нечто вроде отряда, состоящего из тридцати старейшин, уступая первенство Великому пророку. От мула к мулу в короткой беседе, прерываемой покачиванием животных, они взывали к благословению Всевышнего, справлялись о здоровье друг друга, здоровье детей и домочадцев.

У Порт-Вале они спешились. Один из часовых имел там некое подобие конюшни – простой навес у стены, укрепленный внутри, где мулы могли найти тень и корм при условии скромной платы в виде маленького мешочка с зерном, сушеного инжира или соли. Старейшины оставили ему своих животных и по приглашению Самуила отправились утолить жажду к торговцу пивом на улицу Процветания. Легкое и свежее пиво не могло их опьянить.

– Мы не думали, что ты придешь, – отважился сказать Анамель Бен Эфрон, старейшина рода Эфраим. – Иначе бы обязательно послали за тобой, чтобы сопроводить тебя сюда.

О разногласиях между Самуилом и Саулом было известно. И эта фраза таила вопрос: что делает Самуил на триумфальном параде Саула?

– Я тоже не думал увидеть вас и в таком составе, – сказал Самуил, многозначительно улыбаясь.

– Мы пришли отпраздновать победу избранных Бога, – ответил Анамель Бен Эфрон, также улыбаясь ему.

– Мы пришли увидеть нашего нового героя, этого юношу из Вифлеема, которого зовут Давид, – добавил Юсуф Бен Адель, один из старейшин племени дан. – Благодаря этому юноше мы можем хоть немного вздохнуть. (Давление филистимлян на иудеев было особенно ощутимо на территории племени дан, большая часть которого должна была покинуть родные края. Разгром филистимлян после смерти Голиафа позволил ослабить их влияние.) Мы польщены твоим присутствием среди нас на этом празднике.

Самуил качнул головой. Все эти пространные речи были слишком уклончивы, чтобы объяснить странную готовность старейшин праздновать победу Саула и тем более внести ясность в мотив присутствия Самуила.

– Я пришел порадоваться победе, направляемой Господом, – сказал он, – и увидеть этого юношу. В конце концов, это его победа, а не Саула.

– Армия все-таки преследовала филистимлян за Геф, Шарым и Экрон, – заметил другой старейшина.

– Благодаря смерти Голиафа. Или благодаря Давиду, – сказал Самуил.

– Это и наше мнение, – непринужденно согласился Анамел Бен Эфрон. – А также мнение нашего народа. Мы пришли чествовать именно его.

Самуил вопросительно посмотрел на него. Глаза собеседника хитро щурились.

– Выпьем за Давида, – заключил старейшина из Иссахара, Тобьель Бен Тобьель.

Все опустошили свои чаши. Странники толпились у стойки, чтобы тоже освежиться. Анамель Бен Эфрон заплатил торговцу большим мешком гороха. Нужно было найти более удобное место, откуда лучше всего видно шествие. Оно, очевидно, пройдет по главной улице. Один из старейшин знал дом, в котором их могли приютить. Это был дом иудея, торговца золотом, который располагался почти в центре улицы. С террасы, находящейся на втором этаже, открывался лучший вид. Они направились туда и были встречены приветствиями хозяина. С высоты было видно, как толпы хромых и слепых, которых в Иерусалиме было так много, уже заняли свои места и защищались от иудеев, прибежавших встречать своих героев.

Это обострило враждебные выпады, кебюзиты кричали на иудеев, которые не были желанны в Иерусалиме, а иудеи смеялись над слепыми, которые хотели полюбоваться победителями, и паралитиками, которые хотели им аплодировать. К полудню звуки трубы положили конец этим спорам, встревожили птиц и погнали мальчишек по улицам. Лаяли собаки, а шесть глашатаев царя, войдя через ворота источника, трубили, возвещая о прибытии властелина. Тысяча конников сопровождала их рядами по шесть человек: шаг четкий, ровный, щиты в левой руке, а копья в правой. В одно мгновение они заняли всю улицу Процветания, к изумлению всего города. Жители выходили из ворот Балле, чтобы расположиться в лесу Бомье. Шесть других глашатаев уже трубили снова, и теперь появилась тысяча стрелков. Снова глашатаи, но на этот раз – царские штандарты.