чисто на автопилоте. Надо будет и с ним поговорить. Ну тут просто: деньги. Под видом чаевых можно щедро заплатить за информацию.

А для начала Леонидов отыскал тот винный бутик, где Татьяна Скворцова так и не смогла раскрутить на откровенность продавщицу, благо алкомаркет находился буквально в двух шагах от отеля.

Заглянув туда, Алексей убедился, что Скворцова, рассказывая о своих впечатлениях от провинции, во многом оказалась права. В магазине и впрямь было пусто.

– Добрый день, – громко сказал он, переступив порог.

Его встретили довольно любезно:

– Здравствуйте.

– Я хотел бы купить вино. Можно осмотреться?

– Да, пожалуйста.

– Может, вы мне подскажете?

– Я в вине не разбираюсь.

– Как же вы тогда тут работаете?

Женщина посмотрела на него с удивлением:

– Я продавец.

Ага. В Москве, стоит тебе задержаться у полок с дорогим алкоголем, мигом появится какой-нибудь консультант и начнет втюхивать. А здесь – сами.

Алексей отметил, что помещение просторное. В одной его части, той, что ближе к рынку, продавали дорогой алкоголь, в другой находилось небольшое кафе. Столики в наличии, только клиентов не было. Но это можно объяснить: еще даже не полдень.

Он пошел вдоль полок, разглядывая бутылки, и мысленно ахнул: ничего себе цены! Неудивительно, что посетителей нет. Насторожившейся продавщице – клиент ничего не покупает, только смотрит – он так и сказал:

– Однако дорого у вас. Цены прямо московские!

– А вы из Москвы? – в ее голосе особой радости не было.

– Командированный.

– И чего вы хотите? У вас, москвичей, денег куры не клюют.

– Москвичи тоже разные бывают. А часто у вас покупают дорогое вино? Или в основном крепкий алкоголь?

– Вам-то что?

– Да вот, осматриваюсь. Вас как зовут?

– Ну, Света.

– А я Алексей. Сейчас спешу на встречу, но после обеда зайду, вино куплю. – Если он сразу предложит ей присесть за столик и чего-нибудь выпить, женщина, само собой, откажется. А она – ценный свидетель. Нельзя ее спугнуть.

– Мне-то что, – пожала плечами Света. – Приходите.

– Я здесь дней на десять застрял. Живу в отеле через дорогу. Так что буду у вас бывать. Вечерами-то скучно.

– Да вы, командированные, не особо скучаете, – хмыкнула она.

Ага! Клюнула!

– Вот об этом мы с вами и поговорим, Светлана, – многообещающе сказал Леонидов.

И отправился на рынок. Он же хотел покормить Боярского, чтобы как-то компенсировать пропущенный Сергеем обед, да и себе прикупить что-нибудь из еды. По ресторанам ходить – разоришься. Это провинциалы уверены, что москвичи деньги лопатой гребут, а деньги валяются прямо под ногами, как фантики от конфет. Кто-то, может, и гребет, но далеко не все.

Как и в любом другом городе, в столице есть и бедные, и богатые. И снобы, и милейшие интеллигенты. И добрые, и одержимые ненавистью к тем же приезжим. И грязнули, и чистюли, которые ни за что не пройдут мимо валяющегося на тротуаре стаканчика из-под кофе навынос. Нагнутся, подберут и бросят в урну. В общем, всякие есть. Но сформировался образ москвича, который не отоваривается в дешевых магазинах, не улыбается, избегает общения с местными и считает дырой дырянской все, что находится за МКАД. Имеет пять квартир, три из которых сдает. Не работает и не собирается. Хамит и кидает понты.

Алексей был готов к такому отношению, мало того, собирался это использовать в своем расследовании. Одним из мотивов, послужившим толчком для убийства Руслана Скворцова, могла быть именно ненависть к москвичам.

Рынок оказался такой большой, что Леонидов в нем чуть не заблудился. Чего здесь только не было! И рыбка, и колбаска, и дорогие сыры, и фрукты. Дважды Алексей набредал на лотки со свежей выпечкой и в итоге набрал пирожков: с капустой, с картошкой, сладкие, печеные, жареные. Каждой твари по паре. И минеральной водички купил – запить.

Старлея Боярского Алексей встретил во всеоружии. По телефону голос у дознавателя был молодой, парень и выглядел молодо. А еще он был коренным жителем, наполовину-то уж точно. Согласно статистике, в Иркутске жили девяносто процентов русских, но десять – буряты.

У Сергея Боярского были жесткие, коротко остриженные черные волосы и раскосые темные глаза. Лицо скуластое, нос немного приплюснутый, уши большие. Но что-то в его облике заставило Алексея думать, что либо мать у Боярского русская, либо отец. Кожа у парня была светлой, не коричнево-бронзовой, а нос и лоб успели даже обгореть. И роста Боярский был довольно высокого, да к тому же худощав. Он явно родился от смешанного брака и унаследовал черты обоих родителей. Привлекательная внешность, чего уж там.

На остановке у ТЦ Алексей сидел один, так что искать друг друга им не пришлось. Увидев молодого парня в джинсовке и со смартфоном в руке, направляющегося к нему, Алексей встал. Они обменялись сдержанным рукопожатием.

– Я тут пирожков купил. – Леонидов продемонстрировал Сергею пакет с рынка. – Перекусим?

– Не стоило, – сказал тот, но по тону было понятно, что дознаватель немного смягчился. – Пройдемте в парк, что ли. Не на остановке же? Тут бензином воняет и шумно.

– Так ведь это не совсем парк. Я прошел его до конца. На колоннаде надпись: «Историко-мемориальный комплекс Иерусалимская гора».

То, что Скворцова охарактеризовала в своем рассказе как кладбище, таковым на самом деле не являлось. У входа висела подробная схема, и, коротая время в ожидании Боярского, Алексей внимательно ее изучил.

Территория парка была поистине огромна и разделена на несколько частей: православную, католическую, еврейскую, лютеранскую и мусульманскую.

Мемориал крайне заинтересовал Леонидова: здесь было на что посмотреть, хотя многие надписи на надгробиях читались с трудом. Захотелось узнать побольше об этом месте и о тех, кто нашел здесь последний приют. Наверняка и декабристы имелись. Понятно, что Скворцовой было не до истории Иркутска и его достопримечательностей, но Алексей собирался совместить приятное с полезным и все тут облазить.

– Бабушка мне рассказывала, что при Хрущеве городские власти приняли странное решение: создать на месте разграбленного кладбища Центральный парк культуры и отдыха, – поведал Боярский, пока они искали свободную скамейку.

Погода была хорошая, светило солнце, и гуляющих хватало. Алексей внимательно слушал.

– Ну, при Хрущеве много чего веселого случилось, – сказал он. – А почему Иерусалимская и гора?

– Гора, потому что гора. Возвышенность. Она сначала называлась Крестовская. Здесь монастырь собирались основать. Женский. Но потом передумали. Построили церковь Входа Господня в Иерусалим. Вот гору и переименовали. Моя бабушка всю жизнь в библиотеке проработала, – пояснил Боярский. – Маленьким я там подолгу сидел вместо продленки. В читальном зале. А туда и школьников водили, и студентов. Читали лекции про город. Наслушался, короче.

– Здорово!

– Так что вы спрашивайте,