Бретт изумленно оглядел беспорядочно расставленные коробки и корзины:

— Больше?!

Рассмеявшись, Сиенна взмахнула папкой с фотографиями:

— Думаю, для нашей затеи хватит двадцати снимков. Фотографии поместим в современные рамки и развесим на стенах, выкрашенных в кремовый цвет. — Она улыбнулась Бретту, внимание которого привлекла большая цветная фотография, которую он изучал вроде бы с большим интересом.

— Чье это фото?

И тут Сиенна разглядела ее.

— О нет! Я же уничтожила все копии. Дай ее мне!

Она попыталась схватить оскорбляющий ее чувства снимок, но Бретт ловко перехватил его другой рукой и поднял вверх:

— Ай-ай, мисс Росси! Ты была очень хорошенькой подружкой невесты. Это свадьба Фрэнки?

Простонав, Сиенна закрыла лицо руками:

— Меня опоили, похитили и предали. Мне не идет бледно-зеленый цвет. Не думаю, что он вообще кому-нибудь идет, однако моей будущей невестке понравился. Выбора у меня не было.

— О, не знаю, но… эти рюшечки очень милы. Может, тебе стоит почаще носить такую одежду? — спросил он, подергивая бровями.

— О, перестань. Тоже мне гуру моды. Хотелось бы мне посмотреть твои семейные фотографии. Или ты хранишь их под замком, а ключ — в банковском сейфе, чтобы тебя никто не смог шантажировать?

Раздался громкий смех Бретта, эхом отразившийся от стен узкого подвала и заставивший вибрировать каждую косточку в теле Сиенны.

— Жаль разочаровывать тебя, но если и были какие-то фотографии, то они давно пропали. Мы с матерью нечасто устраивали семейные посиделки. Она была слишком занята переездом с одной арендуемой квартиры на другую, поэтому не общалась с родственниками, которые вроде бы живут в Шотландии. И я не помню, чтобы на стенах у нас висели фотографии. — Он покосился на нее и криво усмехнулся: — Живя на чемоданах, быстро привыкаешь таскать с собой только самое необходимое.

Взглянув в глаза Бретта, Сиенна поняла, что он искренен, и затаила дыхание. Он не ждал от нее жалости и говорил так непринужденно, словно ежедневно рассказывал о своем нелегком детстве.

Наверное, очень хорошо быть самоуверенным и открытым. Как он этого добился?

И почему именно Бретту ей хочется рассказать всю правду об Анджело? Не полуправду, которая известна друзьям и членам семьи, а абсолютно все тайны! Можно ли рискнуть и подружиться с Бреттом после нескольких дней совместной работы в траттории Марии? Похоже, это ее единственный шанс. Кроме того, скоро они расстанутся, и если и будут встречаться, то редко.

— Не нравится мне, когда ты молчишь. Скажи, о чем ты думаешь? — спросил Бретт.

Ни за что!

— Мне интересно, каково тебе было, когда ты оказался в суматошной обстановке дома Росси? Ты наверняка пребывал в постоянном стрессе. Когда мы собираемся вместе, то становимся немного невыносимыми.

Бретт пристально посмотрел на нее. Под его взглядом Сиенне захотелось съежиться.

— Росси показали мне, какой должна быть настоящая семья, и я никогда этого не забуду. Повторяю, это были лучшие дни моей юности. Я жил ради работы и воскресных семейных ужинов.

Сиенна уставилась на Бретта, открыв рот, и опустилась на ступеньку:

— Ты жил ради них? Ради ужинов, которые переходили в перепалки с воплями, а иногда даже в драки, если приезжали все мои дяди? Неужели тебе, в самом деле это нравилось? Большинство моих одноклассников с воплями убегали прочь.

Зажмурившись, Сиенна вспомнила воскресные ужины, когда все родственники, включая дальних, посетители ресторана и обслуживающий персонал усаживались за огромный обеденный стол.

— Неужели ты забыл крики и споры? Разве можно любить гвалт десяти детей и дюжины взрослых, которые разговаривают на повышенных тонах, пытаясь перекричать друг друга? Воскресными вечерами мы все были измотанными, оглохшими и охрипшими. Это безумие!

— Ты забыла о еде.

— Ладно, еда была фантастическая, но сами ужины — безумными!

— Еда была изумительная. Я работал с разными поварами, но ни один из них не готовил так, как твой отец для воскресных ужинов. Я и представить себе не мог, что меня возьмут в стажеры, но произошло чудо, и я очень благодарен за этот опыт. Я несколько недель потратил на то, чтобы выяснить, что именно придает блюдам такой восхитительный вкус.

— Папа всегда приглашал на воскресные ужины обслуживающий персонал с кухни. Что ты подразумеваешь под особым вкусом еды? Он тестировал на нас различные рецепты?

— Нет, ничего подобного. — Бретт присел у стены, подтянув одну ногу и обхватив ее рукой. — Это была любовь. Каждое блюдо, приготовленное твоим отцом, было наполнено такой любовью ко всем гостям за столом, что можно было ощутить вкус удовольствия, с которым он создавал замечательные блюда на радость членам своей семьи. Ты этого не чувствовала?

— Полагаю, я просто к этому привыкла, — ответила Сиенна, пораженная глубиной эмоций Бретта.

— Точно. Ты должна помнить, что до того, как я начал работать на Марию, из горячей пищи мне были известны только магазинная пицца и школьные обеды. Когда меня усадили за семейный стол Росси, я почувствовал себя так, будто катаюсь на русских горках в парке развлечений.

Сиенна попыталась представить, как выглядит ее семья в глазах чужого человека, но безуспешно.

— Должно быть, ты недоумевал.

— Да. — Бретт засмеялся. — Но всего две минуты. Потом Мария поставила передо мной огромную тарелку итальянской закуски ассорти и хлопнула меня по плечу. Фрэнки заговорил о футболе и сразу заспорил с одним из кузенов, который поддерживал другую команду. И внезапно в воздухе начали летать куски хлеба, а твои родители стали от души хохотать.

Умолкнув, Бретт взял фотографию со свадьбы Фрэнки, чтобы Сиенна отвлеклась и не вглядывалась в его лицо. Он заговорил снова, тихо и с чувством:

— У меня было ощущение, что я вернулся домой. Хотя у меня не было большой семьи, я всегда воображал, какой она будет.

Ошеломленная, Сиенна молчала. Бретт обрел дом, оказавшись в ее семье, а она не могла дождаться, когда оставит родителей.

Бретт дважды постучал по фотографии ногтем:

— Знаешь, Фрэнки приглашал меня на свадьбу. Но я только начал работать в Париже и не мог вырваться. Жаль, что я не приехал. Хотелось бы увидеть тебя в этом платье.

— Меня?! Разве ты меня не забыл?

— Я очень хорошо тебя запомнил.

— Не понимаю. Ты и словом со мной не обмолвился. Шесть недель ты стажировался на кухне, и я решила, что не нравлюсь тебе. Думала, что раздражаю тебя. Я была слишком застенчива, когда работала на Марию, а ты лишь здоровался со мной, и то с неохотой. Я была ужасно подавлена.

Бретт взял ее за руку. Она попыталась высвободиться: