Нашему городу, конечно, довезло. Отроги Алатау подступают прямо к нему, властно полуобнимая его. Он и сам по себе неплох. Но отними у него горы — станет заурядным населенным пунктом. А отними город у гор — они не заметят потери.

Между тем редко кто из местных жителей с уверенностью назовет вершины, видные отовсюду, — манящие, прямо-таки дразнящие красотой и доступностью. Ни трехглавый пик Абая, ни пятитысячник Талгар, спорящий с Монбланом, ни правильную пирамиду Большого пика. В здешних горах можно ходить весь день и никого не встретить. Но каждая мало-мальски пригодная для стоянки площадка замусорена капитально. Значит, сюда все же довольно часто ступает нога человека.

— А в пустыне ты бывал? — спросил Федор, небрежно приветствуя мои рассуждения и завладевая инициативой разговора.

Нет, я с трудом понимаю любителей хождения по ним. Барханы и саксаул — это чудесно. Но удовольствоваться в конце адского дневного перехода колодцем с гадкой, зловонной водой, единственным на всю округу… Прозрачная горная струя, по-моему, нисколько не хуже.

А кого мы оба не понимаем в принципе, так это автомобилистов. Странный они народ. Ну, поезжай туда, куда пешком не скоро доберешься, доказывай на здоровье, что ты нам, шатунам бесколесным, не чета. Нет же, остановится на ближайшей загородной точке, сторожит свою колымагу, и такое неповторимое наслаждение от общения с природой написано на лице… Дорожной пылью написано, да еще с масляными кляксами.

Федор за свои семнадцать успел перепробовать несколько видов спорта. Охладел к фигурному катанию, на которое его водили в раннем возрасте, успешно забросил хоккей и бальные танцы. Хочет освоить каратэ, дельтаплан и сплав на плотах по какой-нибудь Нижней Тунгуске, желательно все сразу. На Тунгуску он агитировал и меня, но я не соглашаюсь на это слишком мокрое дело.

Я давно сделал выбор. Вдоль и поперек облазил предгорные прилавки, добирался до арчевников, до эдельвейсов, до крупитчатого летнего снега. Спугивал уларов — горных индеек, голоса которых похожи на щенячье повизгивание, особенно когда матка уводит тебя от цыплят. Дважды побывал на пике Кумбель (увы, некатегорийном), совершил с четырехлетним сыном переход из Проходного ущелья в Озерное, через перевал Джусалы-Кезень. Штормовка приобрела бывалый вид, в транзисторе прожег у костра дыру — кулак влезет. Попадал в июле в метель, нанес на самодельную карту, постоянно исправляя ее с учетом сделанных личных наблюдений, десятки ручьев с водопадами, несколько ледников и горячих источников.

А однажды отчетливо понял, что хожу вполсилы и, значит, вполрадости. Как пенсионер по терренкуру. В одиноких и в семейных вояжах есть свои прелести. Но когда захочешь двинуться подальше и повыше… Остановишься там, где другие знают удобный проход, обход или особый способ, и потерпишь поражение в двух шагах от победы.

Федор всласть поиздевался над моими впечатлениями от организованного альпинизма. Да я и сам понял, что приобщение к нему способно охладить многие горячие головы. Умозрительные романтические представления получают основательную встряску.

— Это как начальство посмотрит, — без тени смущения ответил инструктор Алик на нетерпеливый вопрос, куда и когда мы отправимся к заоблачной синеве.

Теперь без согласования с ним я не имею прав высовываться без сопровождающих дальше Чимбулака. Потому что за меня отвечают. Альпинизм четко рифмуется с бюрократизмом. Каждый поход обставляется множеством условий, восемьдесят процентов сил уходит на преодоление организационных трудностей. С этим можно смириться лишь потому, что нам обещана Гора. Пик Амангельды или Молодежная…

— У нас царит закон джунглей, — просветил меня Федор. — Выживает сильнейший. Тот, кто все сделает для себя сам. У нас никого не выгоняют, сам пришел, сам уйдешь.

«Уйдешь — или останешься», — надо было бы добавить к этому.

Он учит, что авторитет легче всего заслужить за столом. Про того, кто не жалуется на аппетит, а жалуется на поваров, говорят: «Этот у нас приживется». А если отказываешься от обеда — «такие нам тоже нужны!»

Из Туюксу, прямо от лагеря, можно стартовать на несколько горных гигантов. База пестрит домиками, построенными кто во что был горазд. Есть хижины в элегантном альпийском стиле, отделанные тщательно и замысловато. Рядом языческие рожи вырезаны на высоких пеньках, висит ржавая «кошка», похожая на волчью челюсть.

А вот поставлен у тропы дряхлый вагончик без колес. Дверь его распахнулась, держась на единственной петле. Из грязного, на три метра пахнувшего душнотой нутра высунулись заспанные физиономии. Донеслась перебранка, кому готовить чай, — в полдесятого утра?!

Федор чуть не подавился со смеху, глянув на меня. Начал стращать долгими ночевками на нарах, застеленных старыми борцовскими матами, в чаду бензиновой печки, с которой маются дежурные, — она то не разгорается, густо коптит, а то грозит взорваться, в чаю плавают радужные пятна.

И это тоже называется альпинизм? Он — не только сияющие вершины и торжество штурмов, но и ленивая одурь приютов? И будь здесь белые простыни, прочие атрибуты презренной культуры, все потеряло бы интерес?.. Горы всему предъявляют строгий счет. Они настолько прекрасны, что житейские несовершенства на фоне их слишком бросаются в глаза.

В нашем домике было пусто. В пятницу сюда поднимались две девочки, но уже ушли, никого не дождавшись. Так бы и пропал день, если бы Федор не предложил ради убиения времени прошвырнуться на Мохнатку. Мы отправились на нее, едва высушив свитера у огонька соседей-политехников.

По склону сопки вверх вел след, отмеченный клочками серой шерсти на колючках барбариса. Стоило свернуть в сторону от него — и становилось ясно, что зверь был не дурак, выбрал наилучший путь. Только те кусты, под которыми он подползал, требовалось обойти.

У меня есть чутье на верный курс, оно уже выручало меня в довольно сложных ситуациях. Но всегда, определив маршрут, находишь на нем тропу, подтверждающую твой выбор. Тропы никогда не обманывают, нужно лишь знать, которой из них вручить себя…

За нами, не отставая, полз туман. Он был настолько плотен, что граница его очерчивалась абсолютно четко, сейчас — вон у той двустволой елки.

Он остановился, чуть-чуть не достигнув вершины. Все затопил белый океан, только и осталась в мире суша, что эта макушка сопки. И плыл, плыл крохотный островок, спасенный высотой.

3

А еще альпинизм, оказывается, — это тренировки (мой нынешний статус дает мне право быть первооткрывателем истин).

Они изнурительны — и необходимы потому, что сам себя обязательно щадишь и жалеешь, невольно бережешь от нагрузок, даже сознательно стремясь к ним. Уж больно ломит ноги после двадцати кругов по стадиону. Я честно делаю двадцать, хотя перед финишем заметно пошатываюсь, а Федор отваливает после девятнадцати и небрежно поторапливает отставших.

Алик соскучился по нам — отсутствовал, сдавая в институте «хвосты», — и зверствует.