Федина и Пастернака, около трансформаторной будки, называемой местными жителями «Башней Тамары» в честь Тамары Владимировны Ивановой5, мы замедлили шаг.

Шток раскланялся с пожилой парой, неспешно двигавшейся навстречу, и, остановившись, представил меня им: «Вот, прошу любить и жаловать, ваш новый сосед, мой зять Межуев». Старушка в ярком платке синего цвета в белых горошинах и накидке «ненашенской красоты» протянула руку и внятно произнесла: «А я – Лиля Юрьевна Брик». Так началась одна из самых ярких страниц в моей жизни. Она продолжалась благодаря Василию Абгаровичу Катаняну, когда тот стал волею судьбы вдовцом и душеприказчиком Л. Ю., затем – его сыну, Василию Васильевичу, и по сей день длится с помощью любимой всей нашей семьей Инны Генс-Катанян.

В. А. Катанян, Л. Брик, Н. Занд, Е. Табачников, И. Фишер, Володя и Антон Табачниковы. Прогулка по улице Павленко в Переделкине

Рисунок, выполненный на пишущей машинке В. А. Катаняном. 1943. Подарок от автора

Если попытаться понять, каким основным качеством обладала ЛЮБ, легендарная, умная, поразительно яркая во всем, хрупкая, небольшого роста женщина – муза и любовь Маяковского, то, на мой взгляд, это удивительный магнетизм ее обаяния. К слову «обаяние» можно подобрать несколько синонимов – притягательность, неотразимость, харизма, изюминка.

Любой человек, которого она одаривала вниманием, привечала, мечтал увидеть ее еще раз, понравиться ей, сделать для нее что-нибудь. В ней полностью отсутствовала наигранность, она все отношения выстраивала абсолютно естественно, максимально доброжелательно, если, конечно, этого хотела. Когда я ей сказал как-то раз, вполне заслуженно, о ее удивительной доброте, то она возразила: «Доброта обязана идти от сердца, а у меня, Женечка, все идет от рассудка».

В результате нашего знакомства на переделкинской аллее мы с Ириной неожиданно для себя стали близкими друзьями Лили Юрьевны и Василия Абгаровича. Мы часто бывали в гостеприимном и изысканном московском доме на Кутузовском проспекте, поражаясь кругом интересов и людьми, гостившими в этом удивительном доме. Делая все, чтобы приглашенным было интересно общаться друг с другом, Л. Ю. непостижимым образом, с удивительной легкостью достигала интеллектуальной атмосферы, царившей за столом, незаметно подбирая темы бесед. Вся обстановка в доме рождала стиль, присущий только ей.

С Франсуа-Мари Банье. Париж, 1976

Роберт Форд, посол Канады и дуайен дипломатического корпуса, с обаятельной супругой, главный режиссер Театра сатиры Валентин Плучек, актриса Алла Демидова, Константин Симонов, переводчица Рита Райт, литературовед Бенгдт Янгфельдт, галерист из Берлина Натан Федоровский, математик и лингвист профессор Владимир Успенский, режиссеры Эльдар Рязанов и Сергей Параджанов, артист Федор Чеханков, поэт Андрей Вознесенский – вот неполный перечень блестящих людей, с которыми нам доводилось регулярно встречаться в уютной квартирке на Кутузовском.

Собираюсь лететь в Париж, не в командировку, а по «липовому» приглашению. «Женечка, вот возьмите, написала для вас несколько рекомендательных записочек»…

И как по мановению волшебной палочки Незнайки, для меня открываются двери квартиры Франсуа-Мари Банье, писателя, фотографа, художника, ближайшего друга Ива Сен-Лорана.

Надо заметить, что Франсуа-Мари Банье – один из ярчайших персонажей богемного Парижа… Будучи талантливым и одаренным человеком, быстро получив доступ в общество избранных, он стал любимцем Сальвадора Дали. Ему покровительствовали талантливейшие люди: Пьер Карден, Ив Сен-Лоран, Франсуаза Саган, Сэмюель Беккет и многие другие. Диана фон Фюрстенберг поручила Банье сделать фотосессию для ее бренда, а британский режиссер Дэвид Роксевидж почтил его своей многолетней дружбой.

Аристократический район в центре Парижа, последний этаж старинного особняка. Звоню. На пороге сам элегантно, по-домашнему одетый Франсуа Мари.

Фешенебельная квартира, с невероятным вкусом обставлена антиквариатом, книги по искусству, картины, камин. Над камином «Голова Олоферна» на блюде, эскиз Лукаса… Кранаха?! Прислуживает негр-повар в ливрее, в перчатках с серебряным подносом, который он почему-то не выпускает из рук. Элегантно сервированный стол, за которым расположились хозяин дома, его друг актер Паскаль Грегори, Дэвид Роксаваж (маркиз Чолмондели) – персона из одной из самых титулованных семей Англии. Его папа по традиции двора ее королевского величества унаследовал возможность подносить королеве жезл как символ власти на подушечке. И я, ваш покорный слуга. Кормят чем-то изысканным, понять невозможно, это мясное или рыбное, так все закамуфлировано. Пять раз меняют тарелки. Произносят слова, относящиеся к кушанью, но значения которых мне, к сожалению, не известны. Наливают вино в бокалы. Я выбрал белое, решил, так будет лучше. Наливает повар в перчатках. Беседуем на тему поэзии двадцатых годов и Л. Ю. в ней. За отдельным журнальным столиком – специально приглашенный переводчик. «Как жаль, что Лилин доктор (то есть я) не знаком с европейскими языками». Да уж, действительно жаль… Много чего жаль, что не разбираюсь в этикете, не разбираюсь в марках вин и т. д. Можно долго перечислять… После ужина предложили покататься по ночному Парижу, потом продолжили в «Максиме».

Изданные в Италии воспоминания Лили Брик с автографом Евгению Табачникову

И в такую жизнь погрузило меня письмецо, написанное Л. Ю. друзьям, с просьбой принять ее доктора. Сказка наяву в течение трех дней и ночей, да еще в Париже. Вот уж правда, увидеть и умереть.

Эта «камарилья», как называл их Василий Васильевич Катанян, неоднократно приезжала в Москву, специально чтобы увидеть Л. Ю. Груженные огромными баулами с платьями, шляпами, перчатками, накидками от Ива Сен-Лорана. Бо́льшую часть времени они проводили в Переделкине, лишь на несколько часов вырываясь в Москву в сопровождении Инны. Василий Васильевич, по его собственному выражению, «фигура бесполезная, языкам бусурманским не обученная», оставался на хозяйстве. Гости, посмотрев Красную площадь или музей, стремглав летели назад к обожаемой Л. Ю. Привозя корзинами разные заморские деликатесы, они проводили целые дни в прогулках, застолье и нескончаемых разговорах. Фотографировали и рисовали Л. Ю. в доме и на природе, наслаждаясь ее обществом.

Л. Ю. Б. всегда жила по своим законам бытия, имея совершенно четкие взгляды на многие вещи, в том числе на сплетни «о любви втроем». Василий Васильевич приводит ее слова: «Я всегда любила одного. Одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю». Но прежней любви к человеку, которого уже нет на свете, она не утрачивала. Недаром Маяковский заметил: «Ты не женщина, ты – исключение».

«Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие это не понимают, – говорила она. – И разрешить ему то, что не разрешают ему делать дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое