глаза, так она же женщина, нормально, почему нет? Даже приятно глазу, можно и пофлиртовать, в этом Лихачев себе не отказывал. Молодой, не женатый – как говорится, не был, не состоял. Отношения на работе сводил к минимуму, но все живые люди. Есть что вспомнить. Вот только красный маникюр его бесит, очень болезненные воспоминания.

Девочку привезли с ветрянкой. Вроде и говорить не о чем, кого сейчас ветрянка волнует? А у девочки лейкоз, хоть и в ремиссии. Она на препаратах, снижающих иммунитет. Температура высокая, организму бороться нечем. Изолировали, как могли, ждали перевода в онкологию, а она за сутки сгорела. Что только ни делали, куда только ни звонили, детская городская за час доставила все необходимые медикаменты, но ничего не помогло – ветряночный энцефалит, заражение крови и все. Вышли к семье – Лихачев, как принимающий врач приемного покоя, и педиатр-реаниматолог. Очень хороший доктор, но почему-то запомнились Лихачеву две вещи: ее красный маникюр и животный, страшный крик матери. С тех пор студенток и гоняет. Хотя, может, и несправедливо.

* * *

Впрочем, сегодня Лихачеву все не в цвет. То ли голодный, то ли не выспался – вот и срывается на бедных студентах. Порылся в шкафчиках – после ночной смены только соль и сахар остались, ни одной сушки не завалялось.

– Что, и чая нет? Я еще не завтракал!

– У меня есть кофе и бутерброды, – даже как-то обиженно сказала высокая стройная девушка.

Ее Лихачев сразу заметил: глаза толковые, ясные, держится уверенно в первом ряду. Смотрит не испуганно, а с вызовом. Сразу видно: пришла учиться и не привыкла, чтобы их гоняли. Уважает и себя, и одногруппников.

– Ну, и как вас зовут?

– Студентка Емельянова, Маша.

– Молодец, давайте бутерброды. Вот что значит студентка подготовилась! Будете мне сегодня помогать, Маша. Назначаю вас своей правой рукой. Нет, левой, в правой я держу инструменты.

Это Лихачев специально пошутил. Ему надоело выпендриваться – в конце концов, ребята ни в чем не виноваты. Они честно пришли на занятия, даже те две девицы, кого домой отправил, вернулись, обе в кроссовках, сказать нечего. Похоже, на такси туда-сюда обернулись. Значит, хотят учиться, а не просто так галочку поставить.

Лихачев съел бутерброд с колбасой, отпил кофе из термоса, остальное попросил убрать – неудобно уж совсем девушку объедать. Надо будет потом шоколадку купить, что ли.

Благодарно посмотрел на студентку Машу Емельянову, а она в ответ тоже чуть улыбнулась. То ли от кофе, то ли от этой улыбки у Лихачева поднялось настроение. Он глянул на часы:

– Ну что? Пошли принимать смену?

Студенты одобрительно загудели и двинулись к сестринскому посту.

Там дописывал карточки и разбирал анализы ночной ординатор. По его усталому и изможденному виду было ясно, что ночь оказалась тяжелой и прикорнуть не удалось ни на минуту.

– Как ночь, Левицкий? Давай по порядку.

Левицкий вытащил из кармана халата записи. Он вообще был очень аккуратный и ответственный. Все карточки заканчивал до ухода домой. Тут Лихачеву было чему поучиться, терпеть не мог бумажную работу, тянул до последнего, пока от заместителя заведующего не влетало. Хотя с юридической точки зрения это совсем никуда не годилось. Были прецеденты, когда его вызывали на ковер в горздрав, и местное разбирательство было. Не заполнил карточку, а сестра не ту дозу дала – то ли не разобрала, то ли ошиблась, а доказать невозможно, записей нет. Хорошо, что все обошлось. Могло ведь и до суда дойти, а так только выговор вкатили. На какое-то время испугался, стал серьезнее к заполнению историй болезни относиться, а потом опять подраспустился. Надо сегодня наверстать.

– Первая смотровая – отравление, уже под капельницей.

– Что съела?

– Бутылку парацетамола.

– А почему? – поинтересовался Лихачев. Хотя какая ему разница. Его задача – откачать, и в психиатрию.

– Молчит.

– Тест на беременность отрицательный? С ней психологи разговаривали? Пока спит? Ладно, проснется, там посмотрим. Пока следим за печеночными пробами. Ведь посадила же себе девка печень! Дай бог, чтобы все восстановилось.

– Вторая смотровая – перелом лодыжки.

– Оскольчатый? Надо оперировать? Звонили ортопедам? Где там эта глазастая? Маша! Найдите ортопедов, и пусть забирают к себе. Мне смотровые надо освобождать, сейчас тут начнется.

– Третья уже освободилась, – сообщил Левицкий.

– Хорошо. Пусть перестелют и подготовят палату для приема новых больных.

– Четвертая и пятая заняты под травму. Муж и жена. Стабильны. Только привезли. Ребенок в детской травме. Сидел на коленях не пристегнутый. – Левицкий в первый раз поднял от записей глаза. – Я звонил в первую городскую. Там плохо все. Заинтубировали, перелом основания черепа и шейного отдела позвоночника. Ты позвони потом, я родителям еще не сказал. Они в шоке. Хорошо, что сразу туда повезли. Там детские нейрохирурги, а то пришлось бы сюда вызывать. В них пьяный врезался. У него ни царапины, милиция забрала разбираться. Ну, давай, удачи тебе.

– Спасибо, Левицкий, иди спи. Да не здесь! Домой иди, тут тебе не дадут. Возьми такси, за руль не садись, я вижу, что всю ночь не спал. Давай, до завтра, если я со студентами доживу.

В это время зазвучала сирена скорой, потом другая, приемный покой наполнился топотом ног, криками, плачем – словом, началась обычная смена. Хорошо, что удалось нормально принять дежурство, а то и это бывает на ходу.

* * *

Студенты, как слепые котята, налетали на дверные косяки и штативы капельниц, стараясь не отставать от скорого на ногу Лихачева. Он уже успел забыть о своем утреннем недовольстве. Краем глаза он видел только хирургические костюмы и халаты, поэтому раздавал указания направо и налево, невзирая на статус. Сначала студенты без толку суетились, а потом самые сообразительные стали развозить больных по рентгенам и лабораториям, помогать оформлять карточки, даже пытались успокаивать испуганных и плачущих пациентов и родственников. Краем глаза Лихачев заметил, что Маша с Бутербродами ненавязчиво распределяет обязанности, ее привычно слушаются. То ли она староста группы, то ли просто обладает неплохими организаторскими способностями. Лихачев был благодарен Маше за такую помощь больше, чем за бутерброды, ему самому-то стало совсем не до студентов. Неотложка – это неотложка, времени на теорию нет. Как его учили когда-то: делай, как я, и не мешай.

– Дежурный! Мужчина, пятьдесят шесть лет, одышка, боли в сердце, низкое давление.

– Давайте быстро в противошоковую. Лена, кислород, аспирин, нитроглицерин, кардиограмму, рентген, общий анализ крови и тропонины. Как зовут? Василий Иванович, вы меня слышите? Когда появились симптомы? Боли сильные? Бывают часто? Когда появилась одышка?

Больной шевелил синими губами, еле слышно отвечая на вопросы, и