Селуянов неодобрительно покачал головой: все-таки мы не удержались от бестактности.

– Как вы себя чувствуете, Лена?

– Спасибо, доктор, все хорошо.

– Вас что-нибудь беспокоит?

Глаза Лены налились слезами:

– Мне не дают мыло и хлорку.

– Зачем вам мыло и хлорка?

– Чтобы было чисто.

– Лена! У нас есть специальный персонал, который этим занимается.

– Я понимаю, но они убирают недостаточно хорошо. Надо три раза протереть поверхность хлоркой, чтобы было по-настоящему чисто.

– Лена, а почему три раза?

Девушка не ответила, только продолжала смотреть на свои изуродованные руки.

– Просто так надо… – не поднимая головы, прошептала она.

Селуянов заговорил о другом, пытаясь оживить разговор, но Лена отвечала односложно. Казалось, она хочет быстрее закончить эту беседу и уйти.

Профессор делал вид, что ничего не замечает, расспрашивал, где Лена работает или, может быть, учится. Он, конечно, все прекрасно знал, но ему хотелось разговорить пациентку, а нас – научить собирать необходимую информацию.

Наконец, минут через пятнадцать, он отпустил девушку. Лена соскользнула со стула, натянула рукав больничного халата на кисть, чтобы не трогать ручку двери ладонью, и бесшумно закрыла за собой дверь.

Кто-то покрутил пальцем у виска.

Селуянов перехватил взглядом этот достаточно грубый и неуместный жест и нахмурился:

– Вот вы, да-да, вы! Встаньте и представьтесь.

– Орлов… Володя… Владимир, – поправился покрасневший, как рак, студент.

– Вы, уважаемый Владимир, к следующему семинару подготовите нам реферат о неврозах, а также расскажете о способах их лечения и прогнозе. А мы сейчас пригласим еще одного интересного пациента, и, пожалуйста, без комментариев.

Медсестра пропустила в учебную комнату средних лет мужчину в обычной одежде, а не в больничном халате, очень опрятного, с дипломатом в руках. Он выглядел совсем не как пациент, скорее, как сотрудник кафедры.

Мужчина вежливо поздоровался за руку с Селуяновым, осмотрелся и присел не на предложенный ему стул у стола, а ближе к двери.

– Вот, Михаил Евгеньевич Писарев, сотрудник научного института, инженер, кандидат наук.

Писарев привстал и слегка поклонился студентам в знак приветствия.

– Как поживаете, как здоровье, Михаил Евгеньевич? Как работа над статьей?

– Благодарю. Все неплохо, продвигается.

Селуянов и Писарев еще несколько минут поговорили о погоде, о планах на лето, о семьях.

Мы недоуменно переглядывались. Это не походило на беседу врача и пациента, скорее, на приятельскую болтовню.

– Ну, спасибо, Михаил Евгеньевич, что уделили нам время, что, конечно, непросто при вашей занятости.

– Да, позвольте откланяться. Мне было очень приятно. Удачи, молодые люди! – сказал Писарев и, взяв портфель, двинулся в сторону входной двери. Только уже открыв ее, он вдруг обернулся и сказал: – И поаккуратнее на территории больницы. Они за всеми следят, я вот все документы с собой ношу. Вчера все-таки забрались ко мне в комнату и переворошили все страницы. Думали, я не замечу. А у меня специально сверху ниточка лежала, а когда я пришел, то нашел ее на стуле. Они все документы сфотографировали и унесли с собой. Ничего, я переделаю расчеты. Извините, надо идти, много работы. – И он закрыл за собой дверь.

На этот раз никому не пришло в голову повертеть пальцем у виска. Осталось ощущение подавленности. С виду совершенно адекватный человек, приятный в общении, правильная речь. Никто бы и не подумал.

Селуянов выдержал паузу.

– Ну, на сегодня все, почитаете о неврозах и мании преследования. В следующий раз поговорим о способах лечения. Орлов, пойдемте со мной. Я вам покажу интересную монографию для реферата.

* * *

В длинном больничном коридоре было пустынно, время послеобеденное, пациенты или отдыхали, или принимали процедуры. По скверу гуляли похожие на привидения одинокие фигуры в серых больничных халатах. На скамейке сидела женщина и рассматривала свои руки.

Когда мы поравнялись с ней, она подняла пустые глаза и, продолжая водить пальцем по ладони, сказала непонятное:

– Не ха пирожки тюлюй, не ха незабудки тюлюй.

И снова уставилась в песок, не прекращая монотонных, как маятник, движений руки.

Почему-то эти тонкие, белые до безжизненности пальцы притягивали, как магнит, от них невозможно было оторвать взгляд, некоторые потом даже признавались, что у них зачесались ладони.

И мы бежали из этого мира диагностированного безумия в тот, другой, мир за оградой, такой же непредсказуемый, а оттого еще более жуткий. Мы вглядывались в лица прохожих, спешивших домой с работы, старясь понять, что скрывается за отрешенным или озабоченным взглядом: мысли о том, что надо успеть забрать ребенка с продленки или страх неотвратимой смерти или болезни?

Может, улыбающийся мужчина, толкающий перед собой коляску, вовсе не добропорядочный отец семейства, а серийный маньяк, и это на его совести убийство молодой женщины в ближайшем лесопарке в прошлом месяце, из-за которого опрашивали чуть ли не всех студентов, присутствовавших в тот день в институте?

Скомканно, наспех попрощавшись, все разбрелись по домам.

А наутро страхи прошли, в лицах прохожих уже не было ничего необычного, тревоги вчерашнего дня сменились беспечностью нынешнего. Уже занимали голову обычные бытовые и насущные проблемы: где стрельнуть деньги до стипендии или как провести выходные. Молодой и энергичный мозг переключился в обычный режим легкомысленных поступков. Жизнь продолжалась и казалась прекрасной и удивительной.

* * *

Годы спустя поколения студентов слушали лекции аспиранта, а впоследствии доцента кафедры Владимира Орлова, любимого ученика профессора Селуянова, о лечении неврозов навязчивых состояний. О том, что перед первой лекцией Орлов натер пятку медным пятаком, так никто и не узнал.

Глава двенадцатая

Основы медицины сна. Бессонница,

или Как спасти Красную Шапочку

Бессоннице не спалось. Она в который раз заваривала себе черную вязкую темноту, сначала выпивала ее залпом, потом смаковала по глоточку, добавив лунной пыли, но ничего не помогало. Она продолжала метаться, сбивала в кучу густые плотные облака, пыталась закрыть воспаленные веки, но яркие звезды, которые оживали глубокой ночью, не давали ей отдохнуть и забыться. Большая Медведица все не могла разобраться со своим медвежонком, Гончие Псы гонялись друг за другом и лаяли громче обычного, Лебедь хлопал крыльями и шипел на Дракона, находившегося всего-то тысячах в двадцати световых лет.

Каждую ночь бессонница, раздраженная и усталая, выискивала жертв. Она заглядывала в окна, будила спокойно спящих и заставляла их маяться вместе с собой до самого утра. Сон, верный слуга ночи, не мог справиться с напором наглой и безжалостной бессонницы. Несчастные жертвы молили о пощаде, пытаясь отговориться тем, что им утром на работу, что они должны быть бодры и от их возможности отдохнуть зависят другие жизни. Бессонница была жестока и беспощадна.