«Ну и что? – тут же перебил меня скептический внутренний голос. – Ты же, болван, всё равно будешь весь вечер мямлить, тянуть, откладывать до последнего! Я же тебя (тут многоточие), как облупленного знаю!»

Да, к сожалению, я себя знал! И в данной, стопроцентной, как говорится, голевой ситуации, я всё-таки сумею ухитриться и пробить со всего размаха выше ворот. Метров этак на пять выше…

– А, чёрт!

Я вытащил из шкафчика над столом початую бутылку армянского коньяка, до краёв наполнил фужер. Потом вздохнул и залпом его опрокинул.

«Не поможет! – с ехидцей заметил внутренний голос. – Зачем зря добро переводить?»

«Заткнись, осёл!» – мысленно рявкнул я на его, и тут же снова набухал себе полный фужер.

Но пить не стал. Не хотелось как-то пить. Подержал, повертел фужер в руке, потом аккуратно поставил его на стол. Встал, бездумно прошёлся по кухне. Сервировка стола, ещё недавно казавшаяся вполне приличной и даже стильной, вдруг поразила меня своей вопиющей безвкусицей. Не зря же Наташа так странно на неё посмотрела…

«Надо срочно всё поменять! – мелькнуло у меня в голове. – Может, коктейли какие сообразить? Да я уже и позабыл, как они соображаются, эти коктейли! И мороженного нету… Да и вообще…»

И тут я услышал, что Наташа окликнула меня по имени… услышал, подбежал к ванной, и вдруг с удивлением обнаружил, что дверь ванной не только не заперта, но и, наоборот, чуть приотворена. Кровь мигом прихлынула к моему лицу, жаркими молоточками застучала в висках…

– Саша! – снова послышался голос Наташи. – Ты где?

– Здесь! – сипло проговорил я, судорожно пытаясь проглотить какой-то сухой шершавый комок, прочно застрявший в горле. – Я здесь!

«Зря второй фужерчик не хлопнул!» – с запоздалым раскаяньем подумалось мне.

– А ты не сильно занят?

– Нет! – Я кашлянул, тщетно стараясь прочистить горло. – А ты чего хотела?

– Если тебе не трудно, потри, пожалуйста, спину.

Да, это была уже и не стопроцентная даже… это была сверхстопроцентная голевая ситуация! Двухсотпроцентная! Только самый распоследний кретин ухитряется бить мимо из подобной ситуации!

Впрочем, я и есть этот самый «распоследний кретин»!

Старательно и аккуратно тёр я мочалкой из натуральной губки Наташины плечи. (Боже, с каким наслаждением я покрывал бы нескончаемыми поцелуями эти плечи!). Потом руки мои переместились чуть ниже, на ту часть спины, которая не была скрыта водой. Я тёр, а Наташа, абсолютно не чувствуя необычности ситуации (или делая вид, что не чувствует), оживлённо болтала со мной о чём-то совершенно постороннем. И эта весёлая, непринуждённая её болтовня действовала на меня наподобие холодного отрезвляющего душа. Наташа была так близка и так доступна… но я то знал, что близость и доступность эти весьма и весьма условны. А, может, всему виной проклятая моя нерешительность?

«А я тебе что говорил?!» – мысленно вякнул, было, внутренний голос, но я так свирепо на него цыкнул (тоже, разумеется, внутренне), что он моментально и надолго заткнулся.

А Наташа, сама того не осознавая (а, может, и осознавая, кто знает?), добивала меня окончательно, вдруг решив безотлагательно поменять воду. И по мере того, как падал-убывал уровень воды в ванне, открывая для меня всё новые и новые перспективы для общественно-трудовой деятельности, всё сильнее начинали дрожать мои руки, с трудом старающиеся удержать в повиновении выскальзывающую мочалку. А вокруг были эти проклятые зеркала, и куда бы я не поворачивал голову…

– Ну, что ты, как сонный! – с оттенком лёгкого неудовольствия сказала Наташа. – Посильнее можешь?!

От отчаянья я закрыл глаза и попытался работать вслепую, но легче от этого, увы, не стало. Наоборот, скорее…

– Вот так, хорошо! – одобрила Наташа. – А теперь пониже!

И снова принялась болтать о чём-то, ко всему происходящему не имеющим ни малейшего отношения.

«Бог ты мой! – я представил на своём месте Витьку, и чуть было не разревелся от отчаянья и горькой обиды на собственную свою неполноценность. – Почему… ну, почему я такой?!»

Вода к этому времени сошла совершенно… и эти зеркала вокруг… и куда бы я не пытался повернуть голову…

– Ну, всё! Довольно! – объявила Наташа, вновь открывая краны. – Благодарю!

И, словно почувствовав, что после всего пережитого даже такой телёнок, как я способен выйти из-под контроля и натворить глупостей, поспешно добавила:

– Иди на кухню! Я скоро!

И я послушно пошёл. На кухню.

Мысли мои путались, и первым же делом я одним залпом осушил давно заждавшийся фужерчик. Разумеется, не помогло.

Тогда я достал сигареты и, выйдя на балкон, закурил. На улице уже стемнело, с чёрного ясного неба в красивом беспорядке свисали яркие звёздные гроздья.

Говорят, сигареты успокаивают. Меня же они ни чуточки не успокоили, хоть курил я их одну за другой. Горечь противная во рту, вот и весь эффект.

«Так тебе и надо, ослу! – мысленно сказал я себе, и с отчаяньем добавил: – Ну, почему, почему я такой… – и, не находя других слов, снова повторил, как заклинание: – Осёл, осёл, осёл!»

Я вдруг ощутил, почувствовал вдруг какую-то, даже не усталость, безразличие, скорее. Я отлично осознавал, что ничего не сказав, в ванной, уж, тем более, ничего не скажу и позже. Просто снова не смогу ничего сказать. И от осознания этого на душе было ещё горше.

– Ты где? – послышался весёлый Наташин голос, и дверь балкона распахнулась. – А, вот ты куда забрался! Спрятался от меня, и… Ты что, куришь?!

Наташа была в своём амплуа, и наплевать ей было с самой высокой колокольни на все мои переживания, все мои муки адовы…

– Немедленно выбрось эту гадость! – возмущённо приказала она, и, когда я послушно швырнул вниз очередную сигарету, добавила уже мягче: – Обещаешь больше не курить?!

– Обещаю! – буркнул я несколько мрачновато. – Да я и не курю, вообще-то…

– Ну, вот и замечательно! – Наташа улыбнулась. – Да, кстати, ты кормить меня собираешься, хозяин? Я есть хочу!

И, мягко подхватив под руку, Наташа потащила меня за собой на кухню.

– А ты чего такой надутый? – спросила она меня чуть позже, когда мы уже сидели за столом. – Случилось что?

Заметила, наконец! А ведь могла и, вообще, не заметить.

Я ничего не ответил, да и что было отвечать!

– Да что случилось то?

И снова вместо ответа я лишь взглянул на Наташу и тут же быстренько отвёл взгляд в сторону. Наташа в облегающем алом халатике была чудо как хороша. И под халатиком у неё, кажется, ничего не было одето, совсем ничего…

А, впрочем, какая разница, если я осёл!

– Да нет же, у тебя явно испортилось настроение! – сказала Наташа