Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наташа в который уже раз замолчала и осторожно потрогала запястье левой руки пальцами правой.
– Шрам остался, – вздохнула она. – Это уже на всю жизнь…
«А я?! – молнией пронеслось у меня в голове. – Я-то чем лучше тех трёх пьяных скотов?! Дорвался!»
Мне было так тошно, так невыносимо тошно, что впору действительно было зайти в ванную и полоснуть себя бритвой по венах… На левой или на правой руке. А ещё лучше: на обоих…
Но я не сдвинулся с места, не пошевелился даже.
– Мама так никогда и не узнала настоящей причины, хоть, кажется, о чём-то таком догадывалась. И никто ничего не узнал, ты первый. Я уехала, перевелась сюда…
И ничем, ничем я не могу ей помочь! Даже тех трёх подонков я не смогу встретить, даже в этом мне отказано. Хотя, это как сказать…
И я тут же поклялся себе самому, самой страшной клятвой поклялся, что со временем, не сейчас, позже, я всё же выужу у Наташи фамилию её бывшего дружка. А город узнать ещё проще. И тогда…
– И я… – Наташа снова запнулась, подбирая слова, – понимаешь, у меня не получается, как у всех! Девчонки откровенничают в общаге, а я смотрю на них, как на дур каких! Как они могут заниматься этим, об этом рассказывать, да ещё с таким упоением! А потом закрываю глаза и снова ту ночь вижу. Как будто вчера это всё было: эти три пьяные хари… И не могу! Я даже думать себе об этом себе запретила!
И тут она, наконец-таки, расплакалась. Горько, навзрыд.
А я всё продолжал сидеть неподвижно, не в силах даже пошевелиться, словно окаменев.
Господи, какими же мелкими и ничтожными были все мои сегодняшние переживания! Но ведь я же ничего не знал, я же и в самом деле ничего не знал! И я действительно люблю её, больше жизни люблю!
И ничем, ничем не могу ей помочь…
Но Наташа уже взяла себя в руки. Она перестала плакать и легла, до подбородка натянув на себя одеяло.
– Ну вот… – голос её звучал теперь тихо и устал, – теперь ты знаешь всё. И ты… ты ни в чём не должен себя упрекать! Я сама! Сама этого хотела! Боялась и… хотела… И там, в ванной, и потом… я только об этом и думала, впервые в жизни я об этом подумала. Я сама во всём виновата. Я думала, что может с тобой… И если не с тобой, то, наверное, уже ни с кем и никогда…
Голос Наташи вновь начал предательски дрожать и она замолчала.
– Знаешь что… – выдавил я из себя. – Ты, давай, спи… просто постарайся уснуть, а я пойду к себе…
– Нет! – Наташа неожиданно схватила меня за руку. – Не уходи, пожалуйста! Не хочу, чтобы ты уходил! Я не смогу сейчас одна, просто не смогу! Я не усну одна! Я буду лежать с открытыми глазами и думать, думать… Я знаю, что стоит мне только закрыть глаза, как… – она вздрогнула и ещё крепче сжала мои руку. – Ведь ты не уйдёшь, да?
– Не уйду, – покорно согласился я. – Ты, давай, спи, а я посижу рядом.
Наташа снова протестующее замотала головой.
– Нет, ты приляг! Рядом со мной. Не там, ближе. Ещё ближе. Вот так. А теперь обними меня. Обними, не бойся!
И, помолчав, тихо добавила:
– Мы полежим вот так, вдвоём. Просто полежим, без ничего…
И, ещё немного помолчав, шепнула мне на ухо:
– Мне с тобой удивительно хорошо. И легко. Только… не надо больше этого! Договорились?
– Договорились, – хрипло выдавил я из себя. – Прости, пожалуйста!
– Я не обиделась.
И, как бы в утешение мне, добавила:
– Знаешь, я почему-то верю, что всё это пройдёт. Должно пройти. Раньше не верила, а теперь вот верю. Только ты не спеши, ладно?
– Не буду, – согласился я и, нащёпав в темноте Наташину руку, осторожно поднёс её к своим губам. – Я готов ждать столько, сколько ты скажешь: месяцы, годы, столетия… Ты только не бросай меня, ладно?
Наташа тихонько рассмеялась.
– Ты ещё попробуй от меня избавиться! – И добавила, коснувшись губами моей щеки: – Давай спать, угу?
– Угу! – пробормотал я.
И мы уснули. Вернее, уснула Наташа, тесно прижавшись ко мне… я же, боясь даже пошевелиться и хоть как-то потревожить её сон, просто лежал с открытыми глазами и мне всё почему-то не засыпалось. Потом и я как-то незаметно задремал, а когда дребезжащий тенорок будильника безжалостно вырвал меня из сладостных объятий Морфея и вновь воротил к суровой действительности, в комнате уже царил сероватый предутренний полумрак.
Наташа слабо пошевелилась на моём плече.
– Что, уже? – пробормотала она сонным голосом. – Вставать?
– В универ пора, – виновато произнёс я. – Ты не помнишь, чья первая лекция?
Наташина рука тотчас же пришла в движение, и тёплая её ладошка плотно легла на мои губы.
– Не хочу ничего вспоминать! Ну их всех! Прогуляем?
– Прогуляем! – покорно согласился я и, закрыв глаза, уткнулся лицом в густые её волосы…
А ровно через месяц и был этот самый филфаковский вечер, и я пригласил на него Серёгу.
Из стихов Волкова Александра
Сероглазые ангелы леса,
журавли улетали в полдень…
Лёгким криком землю наполнив,
журавли уносили лето.
Журавли уносили грозы,
золотую печаль клёна…
Журавли уносили слёзы
и туман твоих глаз зелёных.
И ещё уносили что-то
непонятное и печальное.
Словно старый роман почтовый
с недописанным окончанием.
А романа…
Романа не было!
Счастье просто так не поймаешь…
Паутинками плачет небо
о прошедшем месяце мае…
Так бывает…
Так в жизни бывает…
Вслед за летом приходят метели.
Просто люди порой забывают,
что уже журавли улетели…
* * *
Я отлично помню, как не хотелось Серёге тащиться на этот самый вечер. Он долго молчал там, на своём конце провода… так, словно всесторонне обдумывая моё предложение. А я почему-то забрал себе в голову обязательно затащить его к нам на вечер.
– Ну, так как? – спросил я, уже начиная волноваться. – Идём?
– Витьку возьми, – посоветовал Сергей. – Там, у вас, ты говорил, девчата симпатичные, а он у нас по этой самой части – дока!
– Загулял где-то наш «дока»! – вздохнул я. – Вторую неделю носа не кажет.
– Да ну?! – Сергей весело рассмеялся в трубку. – Неужто, опять на винт намотал, котяра помойная?
– Похоже на то.
