Экономическая конкуренция среди медиакомпаний бывает достаточно сильной, чтобы истощить экономические силы конкурента. Газеты соревнуются не только друг с другом, но и с более новыми источниками новостей и развлечений, такими как Facebook. Отсутствие экономического влияния не означает, что у газет нет политической силы – возможно, она уступает силе медиамагнатов XVIII или XIX веков, но тем не менее ее по-прежнему не стоит сбрасывать со счетов. И даже по мере того, как экономическая мощь газет ослабевает и они отчаянно гонятся за читателями и рекламодателями, их политическая и культурная сила по-прежнему остается значимой. New York Times сталкивается с конкуренцией за читателей и рекламодателей на нью-йоркском и общенациональном рынках со стороны The Wall Street Journal, местных газет, интернет-СМИ и других. В ответ она изо всех сил пытается создать новую прибыльную модель, но все это не умаляет политической силы семьи Сульцбергеров как медиамагнатов. Эта сила непропорциональна уровню их прибыли или благосостояния. Если нужны доказательства, обратите внимание, как политики стремятся быть допрошенными редколлегией этой и других газет в попытке заручиться поддержкой их владельцев, редакторов и репортеров.

Тем не менее в свое время Франклин Рузвельт был избран и переизбран, несмотря на оппозиционный настрой большинства владельцев газет, считавших его предателем своего класса. Основным инструментом Рузвельта было прямое обращение к избирателям в радиопередаче «Беседы у камина»14. Не так давно Дональд Трамп, вооружившись новым медиа – средством прямого обращения к избирателям, сетью Twitter, использовал возможность коротких сообщений на 140 символов, чтобы дать отпор враждебным изданиям и передовицам ведущих газет, заставляя их отвечать на каждый свой твит. Но традиционная печатная продукция по-прежнему достаточно сильна, чтобы контролировать большую часть повестки национальной дискуссии.

Газеты столкнулись с новым поколением, которое никогда не покупало и никогда не будет покупать газеты и которое рассматривает Twitter и Facebook как основные источники новостей. Способность индустрии печати выжить в этом соревновании в любом ее нынешнем виде неопределенна, но я считаю, что это вполне возможно в силу двух причин. Во-первых, мир движется темпами, вызывающими информационный голод, новости выглядят как изображения, выскакивающие на экранах телевизоров и других устройств. Во-вторых, все больше исчезающих газет оставляют выжившим изданиям немалую долю сокращающегося рынка – сценарий «последнего из могикан» Мердока.

В отличие от Сульцбергеров, чья доминирующая роль в новостной повестке Америки продолжает ослабевать, хотя и по-прежнему остается внушительной, сила влияния Мердока в Америке по большей части обусловлена его каналом Fox News Channel (FNC) и дополняется страницами газеты The Wall Street Journal с редакционными статьями и письмами читателей15. Эта сила, безусловно, не является всепоглощающей. FNC конкурирует за зрителей и рекламу с мощными сетями вещания и немалым числом либеральных каналов, таких как CNN и MSNBC. И, конечно же, с конкурентами типа Facebook, сетью, все больше превращающейся в основной источник новостей для миллионов читателей. Альтернативы каналу Fox News в качестве источников информации и платформ для рекламодателей могут уменьшить, но не уничтожат полностью политическую силу Fox. Политики ведут борьбу за гостевые эфиры, и среди этих политиков немало либералов, которые прекрасно знают, что интервьюеры Fox News не разделяют их взглядов. Правда это или нет, но всеобщее мнение о том, что FNC сыграл критическую роль в выборах Дональда Трампа, еще больше усилило влияние канала, а заодно и неприязнь Джеймса Мердока. Череда возникших скандалов привела к уходу Роджера Эйлса, создателя FNC, звездного ведущего Билла О’Рейли и других, тем не менее «Канал Fox News остается № 1 в течение года [2017] и на сегодняшний день присутствует в каждом ключевом показателе рейтинга теленовостей»16. Настолько преданная аудитория определенно приносит более чем солидную политическую силу.

Взгляды типичного директора и народного миллиардера, такого как Уоррен Баффетт, невероятно успешного либерального «мудреца из Омахи», безусловно, важны. Но еще важнее взгляды медиамагнатов, таких как Руперт Мердок, – посмотрите, какую сумятицу он устроил всего лишь одним своим твитом о том, что участие в президентской гонке бывшего мэра Нью-Йорка Майка Блумберга пойдет на пользу стране.

Это не значит, что сила отдельно взятого СМИ сегодня остается на прежнем уровне. Это не так. В колониальной Америке в невероятной степени политически ориентированная пресса играла главную роль в политической дискуссии. Памфлетисты, такие как Том Пейн, могли оказывать важное влияние на ход событий, формируя общественное мнение в пользу Американской революции, когда «солдаты, воюющие только в хорошую погоду, и патриоты, ведущие борьбу только при ярких лучах солнца», отказывались от борьбы17. В дни Авраама Линкольна «Пресса и политики часто функционировали в тандеме как единое, тесно связанное образование в жестокой конкурентной борьбе за управление и продвижение – или, напротив, за сопротивление – политическими и социальными изменениями», – пишет специалист по Линкольну и заслуженный автор Гарольд Хольцер18. Сам Линкольн отмечает: «Тот, кто формирует общественное мнение, добьется большего, чем тот, кто принимает законы и выносит решения»19.

В конце XIX и в первой половине XX веков именно медиамагнаты обладали политической властью. Лорды Нортклифф и Бивербрук «практиковали тотальный контроль над любимыми изданиями путем непрерывного потока инструкций… Нортклифф и Бивербрук полностью формировали контент своих любимых газет, включая верстку макета»20. По словам Мердока, он и сам занимался этим время от времени, работая с New York Post. Он даже вносил изменения на первой странице в то время, когда этот таблоид должен был полностью находиться под руководством его сына Лаклана. Изданию Нортклиффа Daily Mail приписывают главную роль в свержении либерального правительства Асквита в самом начале Первой мировой войны21. В Америке знаменитый гений самопиара Уильям Рэндольф Херст, владелец New York Journal, заявил, что именно благодаря ему началась испано-американская война после публикации заголовка: «Что вы думаете о войне, развязанной Journal?»22. Однако даже он не зашел так далеко, как редакция, выпустившая заголовок «Эта победа – победа The Journal» («‘It’s The Journal Wot Won It’»). Нет никакой возможности проверить на достоверность доклады, говорившие о том, что Херст в ответ на просьбу своего фотографа о возвращении домой с острова Куба в силу отсутствия там военных действий телеграфировал: «Вы обеспечиваете фотографии, а я обеспечиваю войну»23. Но если Херст и не «обеспечил» войну, то своими действиями он наверняка усилил военную лихорадку. Его влияние также распространялось и на государственные, а особенно на нью-йоркские выборы.

Херст, которого многие британские коллеги среди современников считали «известным антибританским газетным магнатом из Америки»24, вероятно, в долгосрочной перспективе оказывал на британскую политику большее влияние, чем на американскую. В 1929 году, перед началом поездки с лекциями по США, Черчилль писал Херсту: «Мы обязаны обсуждать будущее мира, даже если мы не можем им управлять»25. Здесь было бы разумно сделать вывод о том, что Черчилль, помимо желания польстить Херсту, по ряду причин считал его человеком с огромным влиянием. Тираж газет Херста составлял 15 млн экземпляров, и они широко освещали политические взгляды Черчилля. Кроме того, в будущем они сулили ему достаточно прибыльную работу в качестве публициста. И, как писал Черчилль своей жене Клементине, Херст познакомил его с кругом «ведущих людей» в Америке. Некоторые из них предоставляли частные железнодорожные вагоны и другие предметы роскоши, которыми с удовольствием пользовался Черчилль. А кто-то оказался полезным впоследствии, когда финансовое состояние Черчилля пришло в упадок и когда премьер-министру военного времени потребовалась поддержка влиятельных людей Америки для усиления своей политической линии. Один раз произошло следующее: поездка, в которой Херст показал себя щедрым хозяином, как писал Черчилль Клементине, позволила ему заработать столько денег, что они могли «этой осенью жить в Лондоне с комфортом»26.