Основываясь на беседах с Рупертом, я могу прийти к выводу, что его переход на сторону новых лейбористов был обусловлен четырьмя причинами. Во-первых, он видел в Блэре возможность поддержать восходящего политика, не отказываясь ни от одного дорогого для себя политического принципа: снижение налогов, более разумное устройство социальной системы государства, активная проамериканская и произраильская внешняя политика. Во-вторых, должно было пройти еще несколько лет, прежде чем Руперт простил бы тори удар, нанесенный Маргарет Тэтчер, которая была одним из двух его любимых политиков (вторым был Рональд Рейган). Руперт верил, что леди Тэтчер, кем она впоследствии стала, спасла Британию от неминуемой катастрофы путем приватизации «господствующих высот экономики» и укрощения профсоюзов. Конечно, Руперт последовал примеру своего кумира, обуздавшего профсоюз работников угольной промышленности, и переломил сопротивление печатных профсоюзов. По его мнению, это могло бы оказаться куда сложнее, чем было на деле, а возможно, и вовсе стало бы невыполнимым, если бы Тэтчер не считала своим долгом следовать верховенству закона. Именно это обязательство и вынудило ее обеспечить полицейскую защиту новой типографии Мердока и обуздать бунтующих работников печати и толпу подкупленных хулиганов, в огромном количестве окруживших здание. Насколько я знаю, большинство из них явилось туда с новенькими хрустящими банкнотами номиналом в 50 фунтов в кармане. Польза, извлеченная Мердоком, отчасти облегчила ее собственный путь к главной цели. Однажды я спросил у Руперта, почему он аналогичным образом не предпринял попытку переломить сопротивление профсоюзов, когда те серьезно препятствовали эффективной работе его издания New York Post. Он ответил, что не сделал этого, поскольку мэром города была не Маргарет Тэтчер.

Третья причина заключалась в том, что Мердок не верил в способность текущего премьер-министра тори, Джона Мейджора, эффективно руководить партией, охваченной скандалами и расколом по европейским и многим другим вопросам. В итоге Руперт полагал, что по прошествии восемнадцати лет правления тори восстановление двухпартийной системы правительства пошло бы только на пользу стране. Особенно если учесть работу по освобождению от контроля профсоюзов, которую выполнял Блэр, в то время как тори раскаивались в своем предательстве Маргарет Тэтчер и все еще разрабатывали политику, соответствующую наступающему XXI веку. Джеймс Карран и Джин Ситон, далеко не поклонники Мердока, достаточно хорошо описывают ситуацию: «Вынужденный выбирать между теряющим эффективность правительством, предавшим наследие Тэтчер, и дружественным рынку оппозиционным политиком, он (Мердок) был готов принять решение»44. Тем не менее, по словам Мердока, переход на сторону лейбористов привел к «прямым потерям тиражей в размере 200 тыс. копий»45.

В то время, когда Блэр занимал свое место в правительстве, его взгляды далеко не всегда совпадали со взглядами Руперта. Блэр исключительно благосклонно относился к идее Европейского союза, а Мердок не разделял его энтузиазма. Блэр стремился перевести фунты стерлингов в евро, руководствуясь скорее не экономической пользой – экономика не была его сильной стороной, – а стремлением занять место за столом руководителей Европы и в итоге реализовать свою амбицию и стать президентом ЕС. Мердок был против отказа от контроля над экономической политикой, к чему неизбежно привело бы уничтожение фунта. Более того, он выражал озабоченность возможной потерей политического контроля, к которой могло привести решение Гордона Брауна предоставить Банку Англии независимый статус.

Премьер-министр никогда не пытался всерьез продавить решение о переходе на евро, что, возможно, хотя бы отчасти было продиктовано нежеланием потерять поддержку Мердока. Но это могло быть и следствием его неспособности справиться с негативно настроенным по отношению к евро министром финансов Гордоном Брауном: Блэр уважал Брауна за знания в области экономики и опасался его умения вести безжалостную политическую борьбу.

Анализируя ситуацию в Британии, будет справедливым сказать, что Мердок удерживал и до сих пор удерживает весьма прочную политическую власть. Отчасти об этом свидетельствуют эмоции, которые он пробуждает среди властных элит, возмущенных нападками на культурные нормы страны, и политиков, не согласных с поддержкой свободного рынка и свободной торговли, с его антипрофсоюзными взглядами и скептическим отношением к идее Евросоюза. В попытке определить, насколько велико влияние Мердока и его медиахолдингов в Британии, вместе с коллегой Уильямом Шью, обладающим значительными эмпирическими навыками, мы предприняли попытку измерить масштаб его влияния путем измерения количества времени, уделяемого продуктам Мердока со стороны медиапользователей. Наше исследование, выдержавшее критику большинства экономистов и даже множества критиков самого Мердока, показало, что читатели и зрители в среднем тратят на продукцию Мердока 3,4 % всего времени, уделяемого СМИ. При этом ключевую роль в формировании национальной повестки на момент проведения нашего исследования играла ВВС, которой принадлежало 44 % времени потребления медиапродукции46.

В Америке ситуация была несколько иной, а ограничения – менее жесткими. В некоторой степени это было обусловлено тем, что политические взгляды Мердока не вызывали здесь такой враждебности, как в Британии, даже несмотря на его поддержку Дональда Трампа и нового статуса канала Fox News как политической силы, с которой следовало считаться. Отчасти причина заключалась в том, что Первая поправка к Конституции, гарантирующая право свободы речи, смягчает запреты закона о клевете в отношении работы частных СМИ в США, делая их менее строгими, чем в Великобритании. Однако положения этого закона не могут полностью игнорироваться такими людьми, как Мердок.

В Нью-Йорке издание New York Post, свободный в своих действиях таблоид, в чем-то похожий на британский The Sun, но только без фото в стиле ню (тестирование показало, что подобные фотографии были сдерживающим фактором для читателей из рабочего класса: они сдерживали их от покупки на тот момент дневного издания для чтения в транспорте по дороге домой), был особым инструментом Руперта. С его помощью он сумел спасти, казалось бы, обреченную политическую карьеру Эда Коха. Он помог политику, называвшему себя «благоразумным либералом»47, занять кресло мэра путем настойчивых публикаций статей и колонок, изображающих Коха в выгодном свете. По словам язвительной статьи с критикой в адрес Мердока, опубликованной в левостороннем издании New Republic: «Газета (New York) Post фактически создала кандидатуру Коха»48. Я хорошо помню простой импровизированный ужин в моих нью-йоркских апартаментах, без сервировки и официантов, состоящий из обычной жареной курицы, который я разделил с Эдом во время его кампании. Он рассказывал мне, что без New York Post у него не было бы никаких шансов одержать победу в праймериз над грозным Марио Куомо, который впоследствии стал губернатором штата.

И вновь ему следовало быть осторожнее и не преувеличивать силу влияния Руперта. Прежде всего потому, что кампания Куомо сама по себе была провальной49, будь то в силу чрезмерной принципиальности или по причине излишней догматичности, не позволявшей ему задуматься о поиске компромисса для победы и дальнейшей работы с разделенным на фракции и многообразным электоратом в городе, стоящем на грани банкротства и страдающем от периодических погромов и грабежей в периоды блэкаутов[19]. Именно поэтому жители Нью-Йорка начали испытывать симпатию к призывам Коха о возвращении смертной казни, противником которой был Куомо. Не меньшую роль сыграло проявление двойственности со стороны Куомо. Эта двойственность стала яркой характеристикой его последующей политической жизни. «В то время я пребывал в состоянии нерешительности», – отметит он позже в своем дневнике. Именно поэтому мы с Ситой и не были по-настоящему удивлены очередным гамлетовским выступлением Куомо в 1991-м. Он тогда раздумывал над перспективой баллотироваться в Белый дом в следующем году, и партийные активисты спросили Ситу, на тот момент успешно работавшую с Марио, бывшим тогда заместителем губернатора Хью Кери, не согласится ли она помочь в управлении его вашингтонским кабинетом. Мы ждали вестей в своем офисе в Аспене, в то время как самолет, на котором Марио должен был отправиться в Нью-Гемпшир, чтобы подать документы на регистрацию в качестве участника в выборах, простаивал на взлетном пути. Марио не явился на рейс по причинам, так и оставшимся неизвестными. Я должен признаться, что испытал тогда определенное облегчение, поскольку не горел желанием переезжать в Вашингтон. К тому же я понимал, что представители прессы среди критиков Руперта теперь будут менее благосклонны к Сите, жене делового партнера Мердока.