– Да я вообще про нее ничего не знал! Света вечно все скрывала от меня…

– Да, такой уж характер. Вся в отца, – она помолчала немного. – Хотите чаю?

– Нет, спасибо, – Ник был раздавлен страшной новостью, сидел, уставившись куда-то в пол. – Как это случилось?

– Света мечтала стать стюардессой. Мужа моего перевели в Сибирь, вы помните? А сразу после окончания школы Света поступила в Новосибирске на курсы бортпроводников и потом начала летать. Мы вернулись в Москву, но она не захотела менять работу. А однажды их Ту-154 возвращался из Тель-Авива в Новосибирск. Он упал в море. Никто так и не знает, что это было – то ли ракета, то ли теракт. Погибли все.

– Я теперь понял, почему она появлялась у меня так редко и так ненадолго, – Ник облизал пересохший рот. – У меня даже фотографии ее не осталось. Все как-то не до того было. А телефона с камерой, как сейчас, у меня не было, – ему казалось, что он несет какую-то чушь, но корявые и тусклые слова как будто сами выскакивали из его рта.

– Курите, если хотите.

– Нет, спасибо.

Елена Васильевна вышла и через минуту пришла с объемистым кожаным альбомом. Вынув оттуда большую черно-белую фотографию, она протянула ее Нику.

– Возьмите. Пусть и у вас будет.

С фотографии на Ника смотрела Света в лётной пилотке. Лицо ее казалось вполне серьезным, даже строгим и каким-то незнакомым. Он никогда не видел Свету в форме. Только веселая родинка над левой губой напоминала ему о той самой разбитной Шизгаре, которая умела вводить его в ступор одним лишь взглядом. Горло у него перехватило, и, спутано поблагодарив Елену Васильевну, Ник быстро выскочил из квартиры. Он долго шел, вернее, почти бежал по заснеженным улицам, изредка вытирая лицо то ли от тающего на лице снега, то ли от застывающих на февральском морозе слез.

…Здравствуй, Прометей! Я был у тебя совсем недавно, но не очень рад переменам, произошедшим с тобой. Твоя прекрасная спортивная форма и мощная фигура всегда были предметом зависти и богов, и титанов, и простых смертных…

Но в последнее время, как мне кажется, ты сильно сдал. Цвет лица нехороший, глаза тусклые, антисанитария какая-то везде, грязища! Что стряслось? Ты голову когда мыл в последний раз? Чего-чего?? Тебе кажется, что прилетает орел и клюет твою печень? А ты прикован к скале? Тебя жжет огонь, который ты добыл и отнес людям??

Так, Прометей, кажется, мне все ясно. Никто тебя не сковывал, ты сам валяешься в грязи среди пустых амфор и встать не можешь. Орел – это твоя печень, которая просит тебя прекратить употреблять алкоголь в таких количествах! А огонь – так это у тебя «трубы горят»! Какие трубы? Я имею в виду то, что ты всего лишь снова хочешь выпить, Прометей! Я сегодня же попрошу Диониса, чтобы он не давал тебе больше вина! Да, Прометей, совсем никакого – разбавленного тоже нельзя! У тебя белая горячка, дорогой мой титан. В общем, план такой: ты прекращаешь выпивать, не ешь всякую дрянь, гуляешь, и через пару месяцев тебя не узнать! Да, еще… для начала вымойся, пожалуйста, а то ты козлом воняешь хуже Пана!

Новость о том, что Светы больше нет, ввергла Ника в еще большую депрессию. Немного спасала гитара. Когда он брал старика «Орфея» в руки, становилось чуть легче. Десятка полтора разных песен – и он мог хоть как-то заснуть. Ник даже стал считать эту ежевечернюю процедуру музицирования в одиночестве вариантом детской телепередачи «Спокойной ночи». Разница, правда, заключалась в том, что тут он был сам себе и исполнителем, и слушателем одновременно.

Однажды вечером, когда Ник отложил инструмент в сторону и смотрел очередную серию мультжвачки, раздался звонок.

– Ник, добрый вечер. Это Мамин.

– Добрый.

– Как вы?

– Бывало и получше! – Ник довольно кисло ответил привычной присказкой. Это была любимая фраза Севана, которая прилипла к нему очень давно.

– Ник, я понимаю, что у вас огромное горе. Что такое терять близких, мне знакомо не понаслышке, поверьте.

– Верю.

– Тем не менее я хотел бы кое-что обсудить с вами. Мы можем увидеться?

Ник подумал, что он уже с месяц не выходил из дома. Дел у него никаких не было, а гулять просто так он не привык.

– Хорошо. Когда?

– Да хоть сегодня. Вам удобно подъехать в «Сыр»?

– На Самотеку? Да. Буду минут через сорок.

Мамин ждал его. Поднявшись навстречу, он энергично пожал непривычно вялую руку Ника.

– Спасибо, что так оперативно приехали! Не ожидал.

– Да я что-то… засиделся взаперти.

– Я в курсе. Ник, вы, наверное, знаете, чем я занимаюсь?

– Ну да. Вы же владелец заводов, газет, пароходов! Не так ли? – музыкант слабо улыбнулся.

– Ну, предположим, парохода у меня еще нет, – Мамин негромко засмеялся, – хотя пароходство я чуть было не купил в прошлом году. Но речь не об этом. Вы знаете, наверное, что я уже давно занимаюсь телевидением?

– Конечно. Ваша студия делает самые крутые программы, это и младенцы знают.

– Да, у нас это получается, – он сухо улыбнулся, – но я не останавливаюсь, нельзя. Вы это должны понимать, как никто!

– Точно. Поэтому и пишу время от времени песни.

– Да-да, именно о них и о вас лично я и хотел поговорить, – тут Мамин смешно пожевал губами, – жаль, что тут нельзя курить… впрочем, я уже бросил. Так вот. У нас есть шоу «Корифей». Оно сейчас на пике популярности.

– Да, я знаю о нем в самых общих чертах. Я вообще-то не смотрю телевизор.

– Это не важно. Короче, рейтинги взлетают, и через две недели мы разыгрываем джекпот. Это очень большая сумма, Ник!

– И сколько?

– Пятьдесят миллионов рублей!

– Ого! «Пипл хавает» – кажется, так говорил один известный персонаж? – значит, все в порядке, – съехидничал Ник. – Ну а при чем тут я?

– Сейчас расскажу. Я давно пытаюсь вернуть зрителей до тридцати к телеэкранам, но пока не очень получается. Главные герои нашего ТВ привлекательны в основном для пенсионеров.

– Ну да, только они ящик и смотрят!

– К сожалению. И они – не самая платежеспособная часть нашего общества. А у меня ведь спонсоры, рекламодатели, партнеры! Когда они видят состав аудитории, результаты и рейтинги, то теряют интерес к моему продукту. Сами посудите, Ник, поставит ли продавец «Лексуса» рекламу в программу, которую смотрят люди с пенсией в десять тысяч рублей? – Мамин явно оживился, когда разговор повернул к деньгам. – Короче, мне нужны новые герои, и вы – один из них!

– Забавно! Но мне ведь уже не тридцать?

– Это то, что надо. Для нужной мне публики вы – старший брат, или, к примеру, муж, или же почти ровесник, а для тех, кому за шестьдесят, – сын. Мы и пожилых не потеряем, и молодежь зацепим!