– Тебе нравится дразнить меня. Почему?

– Мужчина, который считает себя чище других, сам напрашивается на такое отношение.

Он стоял, стиснув зубы.

– Ты собираешься унизить меня?

– Если придется. Все, чего я хочу, – это освободиться и самой делать выбор.

– Чтобы ты могла выбрать еще больше опиума? Это не свобода.

– Ты благочестивый...

– Прекрати. – Он подошел к кровати и стал расшнуровывать ее сапоги. – Я буду больше помогать тебе, если ты перестанешь обзываться.

– Я уже сказала, что не хочу твоей помощи.

Он убрал руки. Ее нога упала на кровать.

– Тогда сама снимай свои сапоги.

Ада подняла верхнюю губу, как будто рыча, и отбросила накидку. Она опустила ноги на пол, подняла юбку до колен. Ее пальцы соскальзывали и заплетались, слишком ослабленные, чтобы разгадать тайну этих узлов. Всхлипнув, она резко дернула. Дрожь усилилась до такой степени, что она уже не могла сидеть на краю кровати. Ее ужасный крик расколол воздух.

Габриэль встал на колени и поймал ее за плечи, успокаивая. Он ничего не говорил, только смотрел ей в глаза и медленно качал головой. Она отвернулась, молчаливо уступая. Он поднял ее ногу и, положив ее себе на бедро, быстро разрешил задачу, которая так сильно расстроила ее. Он уложил ее снова на кровать. Только когда он стал снова накрывать ее овчиной, он заметил длинные симметричные шрамы на ступнях.

Его грудь сжало словно тисками. Она вздрогнула, когда он провел по одному серебристому шраму, от пятки до пальцев.

– Inglesa, что случилось с твоими ногами?

– Он порезал меня, – ответила она каким-то отстраненным голосом.

– Тот человек, который держал тебя пленницей?

Она вздохнула.

– Да. И теперь он мертв.

– Кто он был?

Дверь в комнату открылась с лязгом, и на пороге появился худой мужчина и коренастая монашка с бледным лицом. Мужчина больше был похож на птицу, чем на человека, весь состоящий из острых углов и быстрых движений. Колибри, например. Взволнованный. И никто из них не представился.

– Что вас беспокоит, сеньорита? – спросил он.

Ада глубже зарылась в свое овчинное убежище.

– Чего они хотят?

Габриэль возмущенно посмотрел, когда мужчина отодвинул его в сторону.

– Как я понимаю, это доктор. Он здесь, чтобы помочь.

Ада не смотрела на новоприбывших. Она кусала свою потрескавшуюся нижнюю губу и смотрела на Габриэля с безумным страхом в глазах.

– Я не хочу, чтобы ты был здесь, а тем более незнакомцы.

Птица нахохлил перышки своего темного одеяния.

– Я не незнакомец, – сказал он. – Я доктор, слуга Господа, посланный облегчить твою болезнь.

– Что-то я уж слишком часто слышу это, – сказала она.

Когда доктор положил руку ей на лоб, она с шипением отпрянула. Габриэль смотрел с растущим раздражением, как этот человек обращался с ней с меньшим вниманием, чем пастух осматривал бы своих овец. Ада терпела короткий осмотр дольше, чем он мог предположить – то есть дольше, чем пара вдохов.

– Не трогайте меня!

Доктор побледнел от ее режущего ухо крика и отдернул руку.

– Она явно перевозбуждена и страдает от лихорадки. Ее настроение неустойчиво, и его нужно исправить.

Габриэль поднес кулак ко рту.

– Исправить как?

– Мы сделаем надрез...

– Разрежете меня?

Лицо Ады стало пепельно-серым.

– Нет, нет, нет. Глупости. – Доктор замахал руками, успокаивая ее, длинные рукава порхали как крылья. – Кровопускание полезно для здоровья, и это хорошее укрепляющее средство, его совсем не надо бояться.

– Нет! – Ада попыталась вырваться, но монашка крепкими крестьянскими руками схватила ее за плечи и пригвоздила к кровати. – Отпустите меня! Вы не можете этого делать!

Монашка посмотрела на Габриэля, из-за сопротивления Ады ее чепец сбился набок.

– Мне понадобится ваша помощь, чтобы удержать ее.

Габриэль напряженно покачал головой, ему было не по себе.

– Пожалуйста, подождите минутку...

– Молодой человек, – произнес доктор покровительственным тоном. – Независимо оттого, каково происхождение ее болезни, она совершенно не в себе. Не ждите, что она будет реагировать разумно на проверенную процедуру.

Нахмурившись, Габриэль перевел взгляд с охваченной паникой Ады на эту бесстрастную парочку.

– Почему источник ее болезни не должен иметь значения?

– Я личный доктор архиепископа Толедо, и мне не нравится...

– Габриэль!

Ада ударила монашку и соскочила с кровати, оттолкнув испуганного доктора. Монашка бросилась за ней, оказавшись гораздо проворнее, чем можно было подумать, но промахнулась и рухнула на бок. Габриэль поймал Аду и усадил на пол. Она прижалась к нему.

– Отдай ее мне, – сказала монашка, вставая и потирая бок. – Или я позову стражников.

Габриэль отверг ее требование мрачным взглядом.

– Подождите. Вы оба.

– Не позволяй им, – прошептала Ада. Ему было трудно понимать ее из-за дрожи и необычного акцента, но ее страх был почти осязаемым. Пот на ее коже даже пах по-другому – резкий, почти едкий. – Я лучше умру сегодня, чем вынесу их лечение.

– Inglesa, хорошо ли это?

Лихорадочные глаза встретились с его взглядом. Она тяжело дышала, ей ненадолго удалось совладать с дрожью.

– Я тебя когда-нибудь о чем-нибудь просила? Теперь я пройду. Пожалуйста.

Он обнял ее за плечи, закрыв своим телом от краснолицего доктора. Вся растерянность и смятение, которые он чувствовал несколько мгновений назад, улетучились, сменившись одним-единственным инстинктивным желанием: защитить.

– Я хочу, чтобы вы вышли из этой комнаты, – тихо сказал он.

– Вы не можете говорить это серьезно, – ответил доктор. – Состояние этой женщины необходимо исправить, иначе она будет страдать от последствий. Они угроза для ее здоровья.

– И для здоровья остальных.

Монашка недовольно поморщилась.

Габриэль посмотрел на Аду. Она съежилась, вцепившись в его руку так, словно это спасительная ветка над бушующим потоком.

– Можно это сделать без кровопускания? – спросил он.

– Кровопускание – это самый эффективный...

– Вон, – сказал Габриэль. – Сейчас же. Пока я не помог вам.

– Вы не можете...

– Резать ее неприемлемо. Я спросил о других вариантах, и вы не предложили их.