В общем, Алешка перевесил скворечник вместе со всем его населением на другую березу, и мы натянули гамак для нашей барыни. Тетя Зина тут же в него плюхнулась и раскрыла над собой зонтик:

– Знаю я вас, Оболенские. У вас не только мыши в скворечниках живут, но и лягушки с деревьев падают.

И они начали с мамой о чем-то шептаться. И мы с Алешкой тоже. Вернее, шептал Алешка, а я его слушал.

– Дим, я открытие сделал. Тайное такое. Там, Дим, у леса, на краю луга, какой-то подземный лабиринт образовался. Из бетона. Как будто большой дом из одного этажа. Из подземного такого. Я там хотел полазить – а тут вдруг появился знаешь кто? Охранник! А чего там охранять? Там всякий мусор и лягушки. Но он меня все равно прогнал. Ничего, прорвемся. Ты, Дим, завтра будешь его отвлекать, а я все там разнюхаю…

– Тебе это надо?

Алешка ответил не сразу. Он долго и задумчиво смотрел, как тетя Зина разгоняет зонтиком вечерних комаров, а потом сказал:

– Что-то там есть. С продолжением.

Мне уже захотелось дернуть его ухо, но тут меня позвала мама:

– Дима, сходи за водой. Для самовара.

Воду для самовара мы берем не из колодца, а ходим за ней на родник. Это, конечно, дальше, но зато вода оттуда вкуснее.

Я взял ведро и пошел. А когда проходил вдоль забора этой самой «Ампиры», вдруг увидел, что возле ее ворот стоит знакомый фургончик.

Ну и что, спрашивается? Да ничего особенного. Кроме того, что за воротами я услышал приглушенные голоса. И прошел бы мимо, если бы не прозвучала в вечернем воздухе «знакомая до боли фамилия».

– …Нет там его, шеф. Сто пудов. И не появлялся. Они вообще, эти Оболенские, какие-то дернутые. Представляете, мышей на деревьях ловят. Кажется, даже лягушек едят…

На всякий случай я присел за машиной.

– Ну и что? – ответил ему шеф. – Я тоже лягушек ел, во Франции. И в Москве.

– И мышей на деревьях ловили?

Тут настала грозная тишина. И потом:

– Не забывайся, козел.

– Виноват, шеф.

– Я зачем тебя к ним направил? Мышей считать? Сообрази, дурной: он обязательно там покажется. Там его жена, дети.

– Так он к другой бабе ушел. Его же из органов за это турнули.

– В органах не дураки сидят. Все это надо проверить.

– Я вот что думаю. Мне там появляться в другой раз уже не стоит.

– И что предлагаешь?

– Напротив их дома строится кто-то. Нужно нам своего человека в их бригаду внедрить. Постоянный контроль будет.

– Мониторинг. Дельно предложил. «Козла» с тебя снимаю. Только подбери кого-то со специальностью.

– Колян раньше крановщиком работал.

Шеф издевательски хохотнул:

– У них там высотка строится? Думай, крокодил, думай…

Я подхватил ведро и зашагал к роднику. Меня осенило! Еще чуть-чуть – и все станет на место. Как фиговинки в пазлах.

Домой я вернулся веселым и находчивым. Быстренько раздул самовар, заварил чай. Две подруги накрыли стол всякими печенюхами. Посреди стола – старая банка с новыми цветами и вспотевший самовар. Он еще немного попыхивал и побулькивал под крышкой и выдавал чуть заметный дымок, от которого чай становился еще вкуснее.

– Люблю у Оболенских чай на даче из самовара пить, – попыхивала и побулькивала от удовольствия тетя Зина. – Как в лучших домах.

Она почему-то пила чай из блюдечка, поставив его на растопыренные пальцы, и вприкуску. На ее зубах твердый сахар трещал, как сухие дрова в печке. Ее круглые щеки неистово алели.

Алешка таращил на нее глаза, а мама сказала:

– Не парься, Зинк, – мама иногда любила вставить какое-нибудь Алешкино словечко, – пей нормально.

– Я нормально пью. Как в лучших домах.

Ну раз так, то и Алешка решил к лучшим домам приобщиться. Схватил кусок сахара, закатил его за щеку и поставил блюдце с чаем на пальцы.

Недолго музыка играла… Алешка поперхнулся. Кусок сахара вылетел изо рта и булькнул в ведре возле печки, блюдце – на стол, чай – немножко на пол и побольше – ему на колени. Алешкина голова отработанно пригнулась, пропуская мимо щедрый мамин «подзатылок».

– С Оболенскими не скучно, – сказала тетя Зина. – Они мышей дрессируют.

Что-то похожее я уже слышал, за чужим забором. И Лешке, конечно же, об этом не сказал – сам разберусь. Тем более что и он не очень-то со мной откровенничает. Ведь что-то знает, но молчит. И я, кажется, знаю, что он знает.

– Мы пошли в поле, – сказал Алешка.

– Просохни сначала – неприлично в мокрых штанах ходить. Неправильно поймут.

– А там, кроме коров, понимать некому, – отмахнулся Алешка.

По дороге в поле Алешка меня проинструктировал:

– Ты этому охраннику чего-нибудь наври… Хотя ты врать не умеешь. – С сожалением сказано. – Скоро школу кончишь, а врать не научился. – Это с осуждением. Будто я до девятого класса таблицу умножения не освоил. – Скажешь ему, что корову потерял.

– Нет у меня никакой коровы.

– Правда? – хихикнул Алешка. – Ну тогда крокодила. Ручного такого, с зубами. В ошейнике. Все понял? А я там в этих катакомбах что-нибудь поищу.

Пусть поищет. Если наш Алешка собирается что-то поискать, то обязательно найдет. Может, и не совсем то, что искал, но обязательно что-нибудь кому-нибудь нужное. Клад, например. Или ручного крокодила.

Когда мы подошли к этому лабиринту, охранник сидел на одном его краю, курил сигарету и запивал ее минералкой.

– Уводи его на тот край, – шепнул Алешка и соскользнул в объятья лабиринта. – Про крокодила ему наколбась.

Охранник оказался добродушным дядькой:

– Ты чего, пацан, здесь бродишь?

– Крокодила ищу, – брякнул я, вспомнив Алешкино наставление.

– Крокодилов тут не водится. Они все больше в центрах обитают.

– Это я пошутил. Я Милку ищу.

– Подружка твоя?

– Не. Корова. Зубастая. Мамка ее за то крокодилом и обзывает. – Вот что Алешка с самого начала соврет, так оно все дальше легко развивается.

– Ну гляди. Однако не забредала.

Я старался продолжать разговор, а охранник – скучно ему было – охотно его поддерживал и шел со мной рядом, помахивая дубинкой.

– Гражданин охранник, – вежливо спросил я, – а что вы тут охраняете?

– Да вот этот фундамент. Начальство меня выделило. Дело такое: народ было приспособился сюда мусор сбрасывать, а ведь нельзя – строительный объект.

Строительный объект выглядел странно. Вроде как бы подземный этаж, разбитый на бетонные коридоры и клетки.