– Жилой дом будет? – спросил я.

– Куда там! Глянь, какие квартирки. Боксы по размеру. Аккурат машинки ставить. А жить кто ж тут станет. Да еще в подполе.

Тут вдруг возник Алешка. В мокрых штанах.

– Во! – удивился охранник. – Еще один, мелкий. Крокодила Милку ищешь?

– Не, за уголок забежать.

Охранник кинул взгляд на его штаны:

– Не поспел? А в чистом поле тебе места мало?

– Не приучен. Как в лучших домах.

– Веселые вы ребятки, но чтобы завтра здесь духу вашего не было.

– Это как? – спросил Алешка.

– Завтра тут сражение будет. Сначала митинг мирных жителей, а потом ОМОН и спецназ. Упаси вас Бог под горячую руку попасть.

Мне стало интересно.

– А против кого митинг?

– А вот против этого подвала.

– Из-за этого мусора? – Алешка распахнул глаза.

– В этом мусоре большие деньги спрятаны. Но вам это знать не положено. – Тут он помолчал. – И мне тоже.

Дед Акимыч сладко спал под кустом, надвинув кепку на нос. Рядом с ним стоял Акимыч-аист, сунув длинноносую голову под крыло. А вокруг них спали коровы, лениво пожевывая во сне.

– Дим, в этом лабиринте лягушек полно. Акимычу на все лето хватит. А как ты думаешь, лягушек можно засолить, как мама огурцы? Чтобы у него и зимой консервы были?

Мне все было ясно. И я прямо спросил:

– Что ты там нашел?

Алешка без слов сунул в карман руку и разжал ладошку. На ней лежал значок в виде логотипа строительной фирмы «Ампир».

– Ну и что? Там всякого мусора полно.

– Во-первых, Дим, я его нашел там, где никакого мусора нет. Там дверь есть. А во-вторых, Дим, мусор сюда таскали из деревни. Там крестьяне такие значки на груди не носят.

Вы что-нибудь поняли? Я – нет. И потому спросил:

– Ну и что?

И получил конкретный ответ:

– Ну и то!

– Я уезжаю, – встретила нас у калитки тетя Зина. – Пора, друзья мои. Гоша, наверное, за время разлуки совсем говорить разучился. Правда, я просила за ним присматривать нашего дядю Федора. Но боюсь, что после общения с ним Гоша научится неприличным словам.

– Не научится, – успокоил ее Алешка. – Если он за все время только одно слово у вас выучил, то у дяди Федора – только половинку.

– Смотря какую, – фыркнула тетя Зина. И стала обнимать маму: – Не скучай, подруга. Когда приеду, еще один гамак привезу. Будем вместе качаться.

– Я ее люблю, – сказала мама, когда тетя Зина обернулась и махнула нам платочком.

– Ее все любят, – сказал Алешка. – Даже комары.

– А я уже настрадалась из-за них, – сказала мама. – Мой организм их привлекает.

– Ничего, потерпи, – успокоил ее Алешка. – Я точно знаю, что комар живет только один день. Особенно если твоей крови напьется.

Мама как-то призадумалась. А Лешка еще добавил:

– А главный враг комаров – это лягушки. Одна лягушка за сутки глотает тыщу комаров.

Мама еще больше призадумалась:

– Так сколько же их всего на нашем участке?

– Мелочь какая-то. Около миллиона всего. Пошли спать. Пока они тебя совсем не съели.

Когда мы поздним вечером забрались на свой чердак, Алешка первым делом присел к окошку с биноклем. Бинокль у папы не простой, а с ночным видением.

Обычно Алешка все, что видел, тут же сообщал мне и комментировал. Догадываюсь, что делал он это вовсе не для меня. Он все увиденное проговаривал, чтобы лучше запомнить – вдруг пригодится. Твердил как таблицу умножения: «Семью семь – сорок семь».

На этот раз он помалкивал, только пыхтел вроде самовара. И смотрел все время в одну точку. А потом убрал бинокль и со значением покачал головой:

– Так я и думал.

– Чего ты думал? – Меня сейчас больше всего беспокоили нудные комариные песни.

– Дим, охранник там все еще ходит.

– Ну и пусть. Тебе-то что?

– А чего он там ночью охраняет? Мусор?

Я не удержался и зевнул.

– Мусор… Дим, ночью никто мусор в эти лабиринты не потащит. – Алешка снова поднял бинокль. – Дим, к нему второй пришел. С автоматом, Дим.

Вот это уже интересно. Я взял у Алешки бинокль, настроил под свои глаза. В голубоватом мареве было неплохо видно, как двое охранников стояли рядом и о чем-то говорили. Подслушать бы!

Алешка понял меня без слов:

– Смотаемся, Дим? Может, что-то узнаем. Интересно ведь. – Ему все интересно.

Наружную лестницу мы приставили к окну в первый же день. Тихонько спустились в сад. И сразу почувствовали, что «вечерняя ночь» весной совсем не то, что «ночной вечер» летом. И росы полно.

– Сапоги надо надеть, – сказал я. – И ветровки.

Алешка смотался наверх за ветровками, а я со всей осторожностью забрал со скрипучего крыльца сапоги.

Луна или еще не всходила или уже зашла, но все-таки видимость в поле была не совсем нулевая. Мы шли тихо. Трава была влажная, еще не высокая и не шуршала под ногами.

– Дим, – шепнул Алешка, – давай от леса зайдем.

Это он правильно сказал – со стороны леса на его фоне фиг нас разглядят.

Мы обогнули лабиринт и, согнувшись, стали к нему подбираться. Да, заметит я, у одного охранника автомат.

Лешка опять меня просчитал и тихо беспечно «успокоил»:

– Подумаешь! Зато у другого только дубинка.

Нам и дубинки хватит…

Все, кажется, подобрались. Мы залегли и стали ждать. Папа всегда говорил, что для опера самое главное – это терпение. Умение ждать и догонять. Все это так, но ночная роса больно жгучая, а комары больно нахальные и злые. Оголодали за зиму.

Охранники не стояли на месте, они обходили объект навстречу друг другу. И остановились как раз напротив нашей «лёжки». Вспыхнул огонек зажигалки. Засветились в темноте красные точки сигарет.

– Слышь, Колян, и чего мы тут оберегаем? Кого пасем?

– А я знаю? Велено так. Сам шеф наказал. Он, наверное, тут клад закопал.

Слышно было, как они посмеялись.

– Тишина-то… Аж звон в ушах.

– Это комары звенят. Зато завтра шуму много будет. Слыхал, даже телевидение приедет. Репортаж. Народ соберется.

– Этот дом отстаивать?

– Чудак ты! Какой дом? Это для лохов такая утка. Многоэтажная парковка тут заложена.