Чем лучше я узнавала этого человека, тем менее безумным он начинал мне казаться и тем больше восхищения вызывал. Нет, он был кем угодно, но только не тем, за кого его ошибочно принимали. Авантюрист до мозга костей, он не служил иному господину, кроме себя самого, всегда ставя собственные приоритеты выше всего остального мира. Какое ему было дело до того, что весь христианский свет дрожит перед жестокостью мусульманских пиратов? Он в равной степени вел дела как с одними, так и с другими, умудряясь налаживать связи там, где это считалось невозможным.

Через ветра и шторма наша бригантина держала курс к африканскому континенту. Очередным портом, в котором у Лефевра были «дела», был город Сфакс, расположенный на северном берегу залива Габес. И все было бы не так страшно, если бы путь наш не пролегал мимо острова Джерба, внушающего ужас всякому, оказавшемуся в его близи. Свою дурную репутацию остров приобрел после того, как последние представители династии Хафсидов, длительное время контролирующие Север африканского континента, в XV веке заключили соглашение с бывшими на службе у Османской империи братьями Оруджем и Хызыром, известным также под прозвищем Хайраддин (Божий дар) Барбаросса, согласно которому пираты получили расположенный вблизи Туниса остров, ставший первым и основным центром базирования, вокруг которого объединились пираты и авантюристы всего Средиземноморья.

В течение последующих двух столетий Cредиземноморский бассейн превратился в самую настоящую арену для ожесточенных столкновений между христианскими державами Европы и мусульманской Османской империей. В этой борьбе немалую роль сыграли берберские пираты с острова Джерба, которые чувствовали себя связанными с турками в религиозном и экономическом отношении. Они выступали против врагов османов, нападая на южное побережье Испании, Италии, Франции, грабили местные порты, уводя в неволю тысячи пленников.

Любой европеец, оказавшийся в столь опасной близости от собственной смерти, поспешил бы развернуть судно и поскорее убраться восвояси, но только не Лефевр. Проходя через залив Габес на расстоянии пушечного выстрела от берега, он приказал поднять в знак приветствия флаг, на котором большими буквами было написано: السلام عليكم" – Ас-саля́му 'але́йкум, что в переводе с арабского языка означало: «Мир вам», и знаете, что произошло? На одном из стоящих на якоре кораблей в знак приветствия подняли точно такой же флаг, давая возможность «Жюли» и ее команде безопасно продолжить свой путь.

Когда вдали показались крепостные стены Сфакса, первое, что сделал наш капитан, после того, как сложил подзорную трубу и передал ее Морису, велел разыскать меня и передать, чтобы готовилась к отправке на берег. Его решение было совершенно неожиданным, но задавать вопросов я не стала из опасения, разозлю своим любопытством в последнее время пребывающего не в духе Лефевра и он оставит меня на борту. Точно такой же приказ одновременно со мной получили итальянец Нино и Акбар, темнокожий матрос, бывший родом из этих мест.

После полудня, в самое пекло, когда местные жители наслаждались прохладой под сенью глиняных жилищ, «Жюли» подошла к берегу, где было не протолкнуться от большого количества плавучих средств, среди которых преобладали шебеки и фелуки – излюбленные средства передвижения берберов из-за своих относительно небольших размеров и большой маневренности.

Признаться, увидев такое количество кораблей неприятеля, я оробела, как зайчишка, случайно оказавшийся в логове голодных волков, но, наблюдая за Лефевром, которого подобные страхи не обуревали вовсе, немного успокоилась. Чувствуя себя вполне свободно на вражеской территории, капитан уверенно покинул шлюпку. Чуть поколебавшись, мы последовали его примеру.

Прошло достаточно много времени с тех пор, когда я в последний раз ощущала под ногами твердую землю. С непривычки колени сильно дрожали и продолжало казаться, что золотой песок под ногами беспрерывно двигается. Но я очень скоро об этом забыла, с возрастающим интересом разглядывая все, на что попадал мой взор.

Основанный еще в 849 году на руинах двух римских городов Тапарура и Таенае, Сфакс был обнесен высокой крепостной стеной, выстроенной арабами еще в IX столетии. Будучи в свое время как под властью европейцев, так и мусульман, город представлял собой странный синтез обеих этих цивилизаций, поражая взгляды красотой и величием крепостей и мечетей.

Двигаясь узенькими улочками, мы, низко надвинув капюшоны на лица, не столько для того, чтобы не быть узнанными, сколько оберегая себя от отражающего слепящий солнечный свет белого песка под ногами, следовали за Акбаром, уверенно ведущим нас вперед. Пройдя через ворота Баб эд-Диван (Ворота Совета), мы очутились за стеной, где с головой окунулись в завораживающую атмосферу настоящего восточного базара, от великолепия которого попросту разбегались глаза. Широкая базарная площадь была по периметру окружена двухэтажными торговыми рядами, часть входов которых выходила на саму площадь, в то время как другие – во внутренний проход базара, кольцом охватывающий всю его территорию, и через который мы и продолжили свой путь. Под стрельчатыми сводами нас ждали блеск и великолепие Востока. Купола с традиционными восточными орнаментами – переплетением растительных и геометрических мотивов заставляли задирать голову на каждом шагу, рискуя оступиться и растянуться прямо на земле.

Чего здесь только не было! Натертая до ослепительного блеска медная посуда, изящные шкатулки, богато расписанные цветной эмалью, зеркала, разноцветные ткани, платки, накидки, ковры… От запахов всевозможных специй кружилась голова и чесалось в носу; бережно собранные и высушенные фрукты прямо в полотняных мешках были повсюду, продавцы наперебой зазывали покупателей в свои лавки и предлагали угоститься товаром. Я с трудом подавляла желание чисто по-женски взвизгнуть от восторга и, если и не купить, то хорошенечко все рассмотреть, пощупать, попробовать…

Но вот мы прошли через всю анфиладу и остановились возле еще одной лавки, с виду похожей на десятки других точно таких же. Но все же она отличалась от них, как день от ночи. Здесь находилась контора почтенного рейса, так на Востоке называли предпринимателей, вкладывающих немалые деньги в организацию пиратских рейдов, куда входили: покупка кораблей, оснащение их всем необходимым, наем и обучение команды. Понятно, что львиную долю прибылей с таких рейдов рейс забирал себе, щедро делясь с местными правителями, поощряющими такую деятельность предприимчивого подданного: беем, деем или даже султаном. Между прочим, многие рейсы были вовсе не мусульманами, как многие думали, а европейцами, принявшими ислам. Таким же оказался и тот, на встречу с которым так спешил наш капитан.

После того, как Лефевр по-арабски перебросился со стоящим в дверях слугой несколькими словами, нас препроводили в душное полутемное помещение, в котором на горе из шелковых подушек, уложенных прямо на полу, скрестив с важным видом ноги, сидел человек, что-то записывающий на бумаге. Одетый в свободную рубаху и широкие, напоминающие юбку штаны, – шальвары, присборенные на щиколотках босых ног, с полосатым тюрбаном, венчающим его голову, он в этой комнате выглядел не менее странно, чем мы. Причина крылась в том, что, несмотря на старательно подчерненные сурьмой глаза и окрашенные басмой волосы и растительность на лице, мужчина по-прежнему так же мало походил на араба, как я на китаянку. Скорее всего, он был так называемым ренегатом – христианином, ради выгоды изменившим свое вероисповедание, перейдя на сторону мусульман и приняв ислам.