– Узнает полиция, им-то точно дали нормальный портрет.

– Надень на него кафтан – примут за какого-нибудь типа с Серебряной Черты. Люди не видят лиц, они видят одежду. Помнишь, как ты надел сюртук, и к тебе все обращались «господин», а не «омм»? Пусть только на голову что-нибудь возьмёт, слишком странно контрастируют его волосы и лицо.

Равила пытается его контролировать, это и собаке понятно. Не вполне понятно, при чём тут Парцес, который был уже тут же – в дверях, ждал, когда ему дадут кафтан. – Не забудь чудовище, его здесь никто не будет кормить. И ларец с черепами.

– Я понесу, – сказал Парцес, завязывая кушак от кафтана. Парцес ростом был гораздо ниже Рофомма, но почти так же широк в плечах, поэтому можно было подумать, что он носит не мещанский кафтан, а более длинный, как любят богатые бездельники.

– Ну что ж, пошли, – Рофомм вздохнул и, запихнув Паука под одежду, поплёлся прочь, еле переставляя ноги от слабости и трезвости.

– Уверен, что не хочешь взять экипаж? – спросил Парцес, когда шеф-душевник чуть не грохнулся, споткнувшись о неровный булыжник.

– Для гралейского дворянина расстояние меньше двадцати сотнешагов – не расстояние, – буркнул он. – И его нужно преодолевать на своих длинных и сильных ногах.

– Ты не дворянин, Рофомм, – вздохнул Парцес. – Кота не убей. Я бы и его понёс, но тварь меня ненавидит. – Ему природой положено ненавидеть всех самцов, кроме хозяина. Он любит только меня и баб.

– Странно, что он меня не боится, – Парцес задумчиво покосился на кошачьи усы, выглядывающие у Рофомма из-под кафтана. – Коты, даже самые здоровенные, от меня дёру дают – из-за проклятия. А этот просто шипит и замахивается лапой. Видимо, виной всему отсутствие кода. Либо он просто туповат.

– Он самый умный кот на свете телесном! – возмутился Рофомм.

– Каким бы умным он ни был, тебе следует его закодировать, – нудел Парцес. – Они опасны. У меня жена ими занималась, поверь, я знаю, на что способны эти твари.

– Я не могу его закодировать, – отрезал он. – У котика брак, он не поддаётся кодам. Мы спасли его от утилизации.

– Себя бы лучше спасли. Но все же хорошо, что он такой злой. Тут… – Парцес поёжился, оглядывая радиус, – тревожно.

К двум мужским силуэтам навряд ли кто пристанет с просьбой отдать часы и бумажник, но люди, похоже, плохо соображали, что делают. Какой-то тип обнимался с фонарным столбом и кричал что-то невидимому небу. Все шли мимо, никто не удосужился вызвать бригаду с Больничной дуги.

Туман теперь был в столице вместо воздуха – город накрыло такой плотной пеленой, что с трудом различались лица прохожих и даже цвет их костюмов, все кругом посерело. Под ногами сновали почтовые животные, и Парцес раз чуть не раздавил какую-то тварь. С диким визгом та мстительно впилась человеку в штанину, но быстро отпустила и ринулась обратно в туман, волоча под брюхом капсулу.

Когда они проходили Циркуляр Артистов (Рофомм дал крюка, чтобы обойти радиус, где был доходный дом дамского общества и где хорошо помнили, как он пьяным заявился под окна к бывшей жене), на одной из площадей обнаружилось большое для туманного времени скопление народу. Они без особого почтения слушали человека в тальме, который стоял на лавке и что-то вещал. Люди постоянно насмехались, перебивая его, но тот стойко продолжал говорить:

– …как очередное бедствие всемирного порядка! Ваши потери в области радости и жизнелюбия – естественны, ибо не хватает их всемирному измерению. Война, в которой участвовала Конфедерация, оставила много запредельной грязи…

– Что ты несёшь, горе-ученый?! – крикнули ему из толпы. – Это на нас напал Доминион, а не мы на них. Тогда почему у них всё чисто, а мы тут давимся мокротой?

– Вот что происходит, когда эти тупни работают без глашатаев, – хихикнула полная дама на ухо подруге, и обе злорадно заухмылялись.

Всемирщик отвечал, что Доминион ещё ждёт своя чистка и что Конфедерация вообще легко отделалась. По крайней мере, в ближайшее время их не ждёт никаких военных кампаний, даже в пустыню, так сказал Министр Улдис. Туман однажды рассеется, когда всемирные силы решат, что и дальше могут одушевлять телесное в прежнем режиме. Главное – не взращивать в себе панику, раздражение и жестокость, и это – обязанность всех граждан. Иначе бедствие продлится дольше, потому что зло душевное мешает всемирной чистке.

– Да они прут деньги под предлогом тумана, а нас только завтраками кормят о пустыне! – крикнула какая-то дама в ирмитских широких штанах. – Легко вам вещать за казённый счёт!

– Не галди, к казне всё твоё племя присосалось! – грубо ответил ей кто-то, на что она выругалась, и началась перепалка на национальной почве.

Всемирщик размахивал руками, умоляя не плодить злобу и не поддаваться бедствию, но люди его не слушали и уже были готовы сцепиться, когда послышались выстрелы. Кто-то закрыл голову руками и пригнулся, большинство вскрикнули, а всемирщик чуть не свалился со своей лавки. Рофомм обернулся на источник выстрелов и увидел смуглого молодого человека в плаще и с пистолетом, из которого он только что палил в небо холостыми. Первел, младший брат Равилы, сегодня был в патруле.

– Успокоиться и разойтись, просьба полиции, – проговорил он. Первел был всемирно силён, его мигом послушались. Полицейский обратился к всемирщику:

– Господин Банцес, я вынужден выписать вам штраф за работу без глашатая.

– Но, господин Лорц, – запротестовал всемирщик, спускаясь с лавки к молодому человеку, – я лишь услышал панические разговоры и решил просветить…

– Указ Министерства внутреннего порядка «О репутационных действиях в экстренно-всемирной ситуации», пункт три, – ответил парень, – гласит, что специалисты по теории всемирных сил, а также сопричастные к знанию, не имеют права давать публичных комментариев без участия глашатая. Такие, как вы, делают только хуже. Сколько бы вы ни знали, правильно сказать это всё равно не можете. – Может, на этот раз без штрафа, Первел? – взмолился учёный. – Я же впервые…

– Пошли отсюда, – Рофомм дёрнул Дитра за рукав. – Это Равилин брат, а у них вся семейка из породы бойцовых пиявок.

Где-то ещё осталось подобие старой жизни Циркуляра Артистов – шёл конкурс пейзажей на лучшее изображение города в тумане, и человек пятнадцать работали за мольбертами под завывания скрипки. Рофомм был уверен, что именно такой музыкой в Доминионе пытают шпионов и изменников. Парцес скривился, а Паук поджал уши и впился когтями в хозяйскую врачебную рубаху – тварь тоже не переносила звуков скрипки.

– Потерпи, эллигэр, сейчас пойдём туда, где музыка не такая противная, – пообещал Рофомм, погладив питомца по спине.

Тёплые дома остались в более престижной части города, а вот сквер на пустом пространстве между дугами Технического Циркуляра и Циркуляра Артистов был забит проститутками всех полов и мастей, и выглядели они сейчас особо скорбно. Кто-то даже раскачивался, хотя с ними пытались говорить клиенты, кто-то пил прямо здесь и из горла, не обращая внимания на женщину с коляской, которая монотонно курсировала по скверу взад-вперёд.