Первуше такие слова прежде никто не говорил. Полежал он, подумал: а и верно Коляда говорит. Сам подросток по малолетству с предательством и трусостью не сталкивался еще.

– Заговоры расскажешь?

– Обязательно. Еще и спрошу строго, дабы не запамятовал. Ну, слушай для начала. Это заклинание для призывания духов предков.

Первуша за Колядой каждое слово повторял эхом. С первого же раза заговор запомнил. Для верности повторил его целиком. Слова вроде простые, а какой-то силой от них веет. Так и уснул. Коляда окликнул отрока:

– Первуша, бдишь ли?

Да ответа не услышал.

И началась зубрежка. Велесов заговор-оберег, заговор к матери – сырой земле, от темной волшбы – разве все перечислишь? В день по заговору. Причем проверял Коляда своеобразно. Пройдет дня три, он легонько толкнет Первушу, когда тот лучины от полена строгает:

– Быстро мне заговор от нечисти!

Стоит Первуше секунду помедлить, Коляда недоволен:

– Медлишь! Время теряешь! А мавка рядом уже.

Не было никакой мавки, Коляда для образности говорил, для усиления эффекта. А раз и вовсе Первушу испугал. Морозы в тот день ослабели, а снег уже дня два как не падал. Первуша рядом с избой дрова рубил. Вдруг из-за угла скрип снега. Первуша обернулся – не из деревни ли болящий пришел? А оттуда выворачивает нечто непотребное, ужасное. В ветхих лохмотьях, изгнившая кожа костей на лице не скрывает и запах! Такой, что едва не вытошнило. Первуша застыл, а нежить на него молча надвигается. Первым желанием было – убегать. Так Коляда в избе, как бросить? Переборол себя Первуша, хоть и боязно было – страсть!

Топор-колун поднял, на нежить бросился. И вдруг голос Коляды:

– Замри!

Нежить крутанулась на месте, из вихря снежинок поднятых показался Коляда.

– Спужался?

– Есть немного.

– И чему я тебя учил? Все из головы выскочило! Сначала заговор читаешь, потом за топор хватаешься. Без заговора ты нежить рубить будешь, а куски срастаться сразу зачнут. Бесполезна борьба будет. А ежели нежить когтями кожу тебе порвет или хуже – в шею зубами вцепится? Знаешь, что будет?

– Сам в нежить обращусь!

– Пусть уроком тебе будет. Прости, что напугал немного.

Первуша же подступился к учителю:

– Как ты это делаешь?

– Ты про что?

– В нежить или другое что обращаешься?

– Понравилось?

– Не, дядько! Но пригодиться может.

– Это ты верно сказал. Вечером и займемся. Заговор на обращение, а потом другой, в свой облик вернуться. Когда твердо запомнишь оба, тогда на деле попробуем. Мне бы не хотелось, чтобы ты обратился в пень трухлявый али в лису ободранную, плешивую, да так и остался обращенным.

– А ты разве не сможешь помочь?

– Не смогу. Только ты сам.

Жутковато Первуше стало. И в самом деле. Забыл заговор и навеки какой-нибудь зверушкой остался, наживой охотников. А хуже того – нежитью. Фу! Даже желание как-то поугасло. Однако любопытство одолевало: как это – быть в чужом обличье?

До вечера все валилось из рук. Каша гречневая, которую с закрытыми глазами варить мог, пригорела. Лучины, что ножом строгал, слишком толстые вышли. В довершение едва ведро с водой, что в сенях стояло, не перевернул за малым. Коляда лишь посмеивался в усы.

Уже вечером, когда после ужина за столом сидели, Коляда начал рассказывать:

– Обратиться во что угодно можно, но только по размеру сопоставимое. В муравья или муху не получится. Знание это сокровенное мне перед смертью один колдун передал в придачу к одной книге. Но об этом как-нибудь после. Допускаю – не все он мне сказал, не успел просто. Основное изрек, продолжить хотел, да смертушка за ним пришла.

– Если он колдун сильный, что же не перемог?

– Смерть никого не спрашивает, она свыше послана. Пришел твой черед, оборвалась нить жизни. Никто из живущих на земле невмочь годы продлить. Есть старожители, знавал я одного. То ли правду баял, то ли привирал маленько, но вроде полтораста годков ему было. Да у стариков ветхих с памятью плохо.

– Дядько, мы в сторону ушли.

– Ах ты, нетерпеливый какой! Мне вот обращаться приходилось в филина, в нежить, в пса шелудивого и даже ель.

– Зачем?

– Опосля расскажу-поведаю. Время еще не пришло. Так вот. Для начала ты представить должен, в кого обратиться хочешь. Только в нечисть не смей никогда. У них свои законы. Мыслю я – назад обернуться не сможешь. Так что не помышляй даже.

– Уяснил уже.

– Заговор для обращения запоминай. Но перед словами сими ты должен пару глотков отвара выпить. Отвар заранее готовь, хранится долго. Щепотку сушеной адамовой головы, щепотку плакун-травы и столько же полыни. Залил водой, довел до кипения. Как вспенится, дунь и скажи трижды: «По моему велению силой рода стань волшбою». Склянку или горшочек с собой носи. Ты же не знаешь, когда пригодится может.

– Запомнил.

– А теперь сам заговор, понятно – для обращения. Запоминай: «Силой Вещего облик приму гада ползучего, зверя могучего, птицы парящей, твари вонючей. До заката солнца. Гой!» И крутанись на левой ноге.

– А дальше-то что?

– В зверя обратишься али в нежить, что удумал.

– Повторить слова можно?

– Хоть десять раз. Ты же отвар не пил, не будет ничего.

– А ты летал?

– Филином оборачивался.

– Почему именно им?

– Слабая птица филина убоится. Сильная, вроде сокола или орла, связываться не станет. Филин за себя постоять может. Кречет выберет жертву послабее – голубя или воробья, на худой конец зайчишку. Ты когда-нибудь филина видел?

– Не. Слышал только, как в лесу ухает, пугает.

– Глаз у филина острый. С вышины, хоть высоко не поднимается – не орел все же, ночная птица, мышь-полевку видит.

– Соколом лучше!

– Люди на них охотятся, силки ставят. Чтобы приручить. Сокол, он и волка в степи догнать может и одолеть.

– Летать, как птица, учиться надо? Птенцы не сразу могут.

– Так и ты не птенец. Обратился и полетел. Все само получится. На первых порах не так ладно, но поймешь быстро.